Сыновья тьмы

Все её друзья – возможно, исключая Джеральдину Лаветт, – не понимали, почему она интересуется художеством, рисуя вечерние горизонты. Хотя Марианну это не шибко расстраивало. Иногда она чувствовала странную грусть… Если бы кто-то сумел понять её! Если уж рисовать ночные звёзды, загадывая желание, тогда пускай оно будет об этом… О том, чтобы кто-то с ней стоял рядом и глядел на вечерний горизонт. Хватит. Это пустяки. Бред.

Мириам тряхнула головой. Постояв около сестры, она спустилась вниз по тропе, идущей через ягодный кустарник и заросли. Нужно было извиниться перед Марианной. Мириам меньше всего хотела обидеть её: Марианна была единственным человеком, с кем она старалась быть вежливой и доброй. Но зачем Марианна всегда решает всё за неё? Взять хотя бы эту странную привычку рисовать по ночам небо и загадывать желания.

Мириам, конечно, ничего не загадала, но сейчас подумала:

<<Если бы я загадала желание…хотя, я не стала бы загадывать…глупо и пошло как-то… Но если бы я загадала… я хотела бы, чтобы в нашей ежедневной и однообразной жизни, когда каждый день такой же, что и предыдущий, хоть что-то изменилось. Дико как-то>>, – решила мысленно Мириам и ей вдруг стало не по себе.

Она шла по склону холма, углубляясь в сгущающиеся сумерки.

***

Джет вглядывался в темнеющее небо, на появляющиеся звёзды, наблюдая, как одна из звёзд, окружённая крошечными блёстками, движется по небу. Там, откуда приехал Джет, не загадывали желаний. Звезда-путешественница, как и сам Джет. Смотря на звезду этой ночью, Джет вдруг ощутил в глубине души зарождающуюся надежду. Начало путешествия выдалось не настолько многообещающим, как хотелось бы. Ночь стояла тихая и спокойная, дорога была безлюдной. Джет устал, ему отчего-то было тревожно. Ко всему прочему он жутко проголодался.

Джет обернулся и взглянул на братьев:

– И где же он?

– Беспонятия, – тембр Ровина прозвучал мягко и спокойно. – Потерпишь.

– Может, поищем его?

– Нет, – сказал Ровин. – Ни за что. Забыл, о чём мы договорились?

– Возможно, он забыл о нашем приезде, – предположил Кастр. – Он стар и из него уже сыпется песок.

– Не смей такое говорить! Это неприлично, – таким же мягким тоном, но явно лишаясь терпения проговорил Ровин.

Ровину исполнилось двадцать лет. Высокий и стройный, он держался достойно и был спокойным и кротким, если мог с собой справиться. У него были чёрные волосы и красные глаза. Светлые волосы восемнадцатилетнего Кастра были короткими.

Светло-карие глаза напоминали глаза хищной птицы и кротость в них отсутствовала. Джету, самому младшему, лишь недавно исполнилось семнадцать. Он не походил ни на одного из своих братьев. У него были голубые глаза, а на лицо спадали короткие светлые пряди волос.

Народ считал его безмятежным, но ошибся.

Джет всегда находился или в безумном восторге, или в безумном беспокойствии и расстерянности. Сейчас его разрывала тревога.

Он переживал о своём стареньком полувековом чемодане: внутри царила тишина.

– Может, вам вдвоём дойти до низа дороги? Возможно, увидите его?

Братья переглянулись. Ровин и Кастр изредка думали одиноково, но в том, что касалось Джета, были единодушны. Теперь он видел, что братья готовы ополчиться на него.

– Счас прям! – взвился Кастр и сверкнул зубами.

А Ровин добавил:

– Ты, видно, что-то задумал. Что затеваешь, Джет?

Джет привёл мысли в порядок и взглянул на Ровина простодушно, как только мог. Он надеялся… Какое-то мгновение братья пристально глядели на него, потом переглянулись.

– Видать, отправимся пешочком, – сказал Кастр Ровину.

– Ладно, могло быть и хуже. – Ровин откинул со лба пряди неровной чёлки и оглядел остановку: кабинка из стекла – три стены и навес, обкарябанные скамейки из дерева. – Была бы тут телефонная будка…

– Её тут нет. Отсюда до Верескового Ручья миль одиннадцать, не больше. – Светло-карие глаза Кастра заблестели злорадно. – Видимо, нужно оставить чемоданы тут.

Беспокойство пронзило Джета.

– Нет!!! В чемодане у меня… В нём все мои вещи! Идёмте! Одиннадцать миль – не такая уж и даль.

Он одной рукой подхватил обычную переносную клетку с кошечкой, а в другую взял чемодан.

Джет прошёл далеко, когда услышал за собой шорох гравия. Братья шли за ним: Ровин – вздыхал терпеливо, Кастр – помеиваясь тихо; его волосы при свете звёзд отливали серебром.

Дорога была узкой, тёмной и пустой, но теперь не тихой: с каждой стороны можно было различить звуки, вливающиеся в ночную тишину. Джет восторженно вслушивался в эти звуки, но ему мешал получать удовольствие его чемодан, становясь с каждым шагом тяжелее и тяжелее, как могло показаться. Он хотел есть.

Он понимал, что Ровину об этом не стоит даже заикаться и потому чувствовал себя ослабевшим и несчастным. Джет уже почти сдался и решил поставить чемодан на землю, чтобы передохнуть, когда в ночной тиши услышал ещё один новый звук. Братьев догоняла машина. Мотор настолько громко урчал, что могло показаться, словно авто едва едет. Когда машина пролетела мимо, Джет понял, что она ехала на высокой скорости.