– Ничего нет, Анна Михайловна, – сказал Сырокваш,
– вы же знаете. Будем прорываться, готовьте раненых.Сказал мне это Сырокваш, и тут же Мохарю:
– Так вот, поведем следствие. Коренного хотели убить, это для меня
– ясный день. А он теперь не просто Коренной, он связной от армии.– Немцы хотели убить, если не ошибаюсь,
– ухмыляется Мохар, но как-то очень неуверенно.Смотрят друг на друга, один бледный, но все же ухмыляясь, другой
– с бешеными глазами.– Займется Кучугура,
– вмешался Бойко, не поднимаясь с пня, – он, возможно, не ошибется.– Вы что!
– закричал Мохар, перестав притворяться– улыбающимся. – Ага, поня-ятно! Не очень забывайтесь. Я не вам подчинен. А Кучугуру вашего, хоть он контрразведка, самого проверить не мешало бы. Тоже окруженец, если не ошибаюсь. Всех потом на рентген! Партиза-аны!– Ах, ты меня потом!
– Здоровой рукой Сырокваш схватился за автомат. – Ну, так я теперь!..Я стою, а Мохар за мной.
– Отойдите же! – кричит мне Сырокваш. Но Бойко стал между ним и Мохарем.
– Прекратите сейчас же! Дисциплину совсем развалить хотите? Разберемся потом.
– Разбере-емся,
– пообещал Мохар.
… Непонятное что-то произошло. Боимся поверить. Ушли вдруг немцы. Кажется, и радоваться не осталось у людей сил. Костры разожгли, отогреваем раненых, детишек. А хлопцы уже видели наших, кричат, рассказывают. Ушла одна чернота, и на меня снова навалилась дума о моих детях.
Мы уже выбрались на дорогу. Наши, наша армия. Смеются все, плачут. И я. Хлопцы уже лошадей, розвальни добыли
– для раненых. Идем вслед за машинами, ищем уцелевшую деревню, где можно было бы разместить больных. Пилатов увидел меня, приподнялся на санях: «Ничего, Анна Михайловна, все будет хорошо». А Сережа Коренной без сознания. Тяжело бредит, горит весь. Он еще там, откуда вышли все. И я с ним. Так больно за него. И за себя. Слышу, как офицер, остановив машину, спрашивает: «Партизаны? А почему женщина плачет? Сын ее?» А Верочка снова прибежала ко мне, глаза счастливые, спрашивает: «Помочь вам?» Девочка, чем ты можешь мне помочь?Подошел к подводе Мохар. Говорит о каких-то пустяках, а убежала Верочка, он сразу:
– Мне надо знать, как высказывается Коренной в бреду. Это вам, так сказать, задание, Анна Михайловна.
– Да вы что, очумели?
– Должен вас предупредить, товарищ Корзун, что нам все известно. Вот вы скрыли, что отец ваш раскулаченный. Конечно, конечно, вы хорошо повели себя в трудный для Родины час. И сыновья ваши хорошо воевали. Но все-таки факт, а факты, как известно, упрямая…
– Я вам и еще не сказала.
Вот сейчас выскажу
– и пусть! И пусть!– Что?