Сыновний бунт

— Да как же иначе, батя? Иначе я не могу. — Помолчал, наклонясь и сгибая упругую спину. — Не всерьез я не могу. Не могу, батя, думать одно, а делать другое.

— Ты же приехал диплом готовить? Так? — Иван Лукич положил испачканную песком ладонь на мокрое плечо сына. — Так, а?

— Ну, так. И что?

— Вот дипломом и занимайся. Для наглядности бери Журавли, согласен, ничего в том плохого не вижу. Изобрази все дело и красиво и заманчиво, чтоб там, в Москве, были довольны и чтобы учителя твои тебя похвалили. А о том, как будут жить журавлинцы, удобно или неудобно, об этом, сыну, не думай и не мечтай.

— Почему?

— Молод ты, Ваня, жизнь тебя ещё не объездила, не научила. — Иван Лукич ласково потрепал Иванову чуприну. — Ведь на этот счет сверху никаких указаний ещё нет.

— А Ксаверовка на Украине? А Калиновка?

— Ну, то на Украине, и то Ксаверовка, а у нас Журавли. — Иван Лукич задумчиво поглядел на темную гладь воды. — Слыхал я и про Калиновку… В печати, верно, уже поговаривают насчет обновления сел. Читал, знаю. Но прямых указаний для «Гвардейца», Ваня, нету. — Иван Лукич наклонил голову и снова посыпал песок на свою вытянутую костлявую ногу. — Будут указания ломать — поломаем в два счета, за нами дело не станет, а пока такого указания нету, и самим нам рваться вскачь нет нужды. И ты не верь тем балачкам, будто приезжал к нам Хрущев и будто он приказал сломать старые халупки и на их месте воздвигнуть приличные домики. Нет, не навещал нас Никита Сергеевич. Все это досужие выдумки, говорю тебе авторитетно — и как председатель, и как батько. И я-то знаю, кто эти выдумщики! Есть у нас такие — кумовья из Птичьего. Настоящие сочинители, ей-богу! Без выдумки жить не могут. Скушно! — Усмехнулся, помял в ладони усы. — Так что я тебе, Ваня, даю точную установку главная задача «Гвардейца» была, есть и останется — это давать стране побольше хлеба, яиц, мяса, молока, шерсти, чтоб наши городские братья не были на нас в обиде. Так-то, Ваня. Именно в этом мы обязаны показывать пример, и мы его показываем успешно. — Посмотрел на сына, смутился. — Я понимаю, не маленький, что и жилища и там всякое удобство тоже, черт подери, важно, и к этому мы постепенно стремимся, но зараз, сыну, важнее всего хлеб и мясо. Надо богатеть, чтоб всех капиталистов опередить. Понятно?

— Может, с колхозниками поговорить, посоветоваться? — волнуясь, говорил Иван. — Послушать, что люди скажут!

— И слушать незачем, — спокойно ответил Иван Лукич. — Этой своей красивой жизнью только раздразнишь журавлинцев, как дите цац-кой; ты уедешь, а мне тут одному расхлебывать. ещё только ходишь по Журавлям, фотографируешь, рисуешь да приглядываешься, а уже сколько в селе народилось разных слухов и всяких небылиц! Только и разговору, что о новых Журавлях. Как-то пришла ко мне старуха Нефодьевна, есть тут такая вдовушка. И ты знаешь, что мне заявила? Хочу, говорит, пожить городской жизнью. Старуха и та вон чего пожелала! А молодежь ещё и не такое запоет. Даже. Шустов голову приподнял. Это неспроста! Ежели Шустов тобою, Ваня, так сильно заинтересовался, то лично для себя и для Журавлей я тут ничего хорошего не предвижу. Так-то сыну. Диплом свой ты составляй, только без реальности! Дело это для твоей учебы нужное, и ежели требуется какая помощь, говори, с радостью подсоблю. А людей наших, Ваня, не бунтуй, не вводи их в соблазн и жизню им райскую не обещай. Жизнь у нас нынче обеспеченная, заработок у людей есть, так что пусть люди трудятся себе да богатеют. Говори, Ваня какая тебе нужна от меня подмога?

— Доводы твои, отец, мне не нравятся, — сказал Иван. — Позже, возможно, я с тобой ещё поспорю, а сейчас хочу попросить.

— О чем? Излагай свою просьбу.

— Нужен мне конь или какой иной вид транспорта.

— Зачем?

— Хочу поездить по хуторам и поглядеть, как люди живут.

Вот и случилось то, о чем говорила Ксения. Иван сам пожелал осмотреть хозяйство «Гвардейца». А что? Правильно делает! Пусть поедет и своими глазами посмотрит на те успехи и те перемены, которые без него произошли на хуторах. В душе Иван Лукич радовался, а отвечать сыну не стал, умышленно промолчал. Сказал, что хорошо бы ещё разок поплавать, поднялся и, вытянув вперед руки, бросился в воду. Раздался такой сильный всплеск, что Василиса вздрогнула. Иван Лукич вынырнул почти на середине Егорлыка и, сам не зная почему, подумал, что вот так же, наверное, прыгнул в Егорлык Иван в ту памятную ночь… Иван плыл следом за отцом. С кручи Василиса видела на темной воде головы и не могла понять, какая голова Ивана, а какая Ивана Лукича. «Смешались так, что ничего не разобрать», — думала она, и на сердце у нее было покойно. Сын и отец плывут рядом — как же тут не порадоваться!

Иван Лукич тронул пяткой илистое, скользкое дно, остановился.

— Послушай, Ваня. — Мочил усы, крутил головой. — Мать не дает мне покоя, требует устроить гулянку в твою честь и в честь Алексея. Я говорю ей, что зараз нету времени для веселья, а она свое — устраивай. Как ты думаешь, Ваня?