Сыны Дуба (ЛП)

Но она помнила, что уже предупреждала Фаллиона, снова и снова.

Он умный мальчик, — сказала она себе. Умнее, чем я был в его возрасте. Он преуспеет.

Сон пришел глубокий и спокойный, пока ночью ее не разбудил рог, который дул так громко, что сердце у нее сжалось в груди.

Она схватилась за сердце и открыла глаза, увидев рассвет, такой яркий, что ей пришлось прищуриться.

Где я? она задавалась вопросом. Я смотрю на солнце?

Но свет не повредил ее глазам. Напротив, оно было теплым и манящим и становилось все ярче и ярче. Когда ее глаза привыкли, она услышала рог во второй раз, отдаленный вой, за которым последовал стук копыт, очень похожий на биение сердца.

Габорн вышел из света. Он был молод и улыбался, его волосы были растрепаны. На нем был зеленый плащ для верховой езды и высокие черные сапоги, а его темно-голубые глаза сверкали, как сапфиры.

— Пойдем, любовь моя, — прошептал он. Луна взошла, Охота началась, и место для тебя приготовлено.

Он поманил рукой. Я увидел недалеко лошадь, серую кобылу с черной гривой. Он был оседлан, обуздан и ухожен. Его грива и хвост были заплетены. Это была самая красивая лошадь, и ей хотелось покататься на ней.

Она сделала несколько шагов, и беспокойство заставило ее остановиться. — А что насчет мальчиков?

Наше время пришло, — сказал Габорн. — Они скоро придут.

Его слова словно были бальзамом, и Иоме внезапно отбросила все заботы. Наше время пришло, — подумала она, легко вскочила в седло и подтолкнула своего скакуна вперед, пока не оказалась рядом с Габорном.

Он протянул руку, и она взяла его за руку; ее тело было молодым и гладким, как тогда, когда они впервые встретились.

Он сжал ее руку, наклонился к ней, она к нему, и она поцеловала его, долго и медленно. Его дыхание пахло землистым и сладким, и ее сердце колотилось от прикосновения его губ. Долгие минуты он держал ее голову в своей ладони, и она, возможно, впервые поцеловала его, ни о чем не беспокоясь.

Когда он откинулся назад, она прошептала: Мне очень жаль.

— Оставь это, — прошептал Габорн. Оставь свои печали вместе со своей плотью.

Мне жаль, что я не провел с тобой больше времени.

Здесь, — сказал Габорн, — вечность — это всего лишь мгновение, и если хочешь, мы можем провести их вместе бесконечную вереницу.

Теперь Айоме оглянулся и увидел лес. Дубовые листья были румяно-золотыми, как угли в кузнице; каждая травинка казалась белой, как огонь.

Рог прозвучал снова, и она услышала, как впереди них едет воинство мертвецов, грохочущая орда.

Иоме откинула голову назад и засмеялась, счастливая быть рядом с Габорном.

Ночью Боренсон сидел в кресле-качалке с обнаженным мечом на коленях.

Однажды он услышал скрип половиц за дверью, когда кто-то украдкой подошел к ней. Человек долго стоял снаружи, словно прислушиваясь, и Боренсон точно подумал: Нас нашли.

Но парень громко фыркнул, а затем пошел по коридору в другую комнату, его ноги тряслись от слишком большого количества выпитого.

И в бледном свете углей камина Боренсон увидел, как хрупкое тело Айома внезапно задрожало.

Он услышал предсмертный хрип из ее горла, и в комнате внезапно похолодало — ощущение, которое он давно ассоциировал с присутствием духов.

Он не видел, как ушла ее тень, не видел, кто пришел проводить ее в запредельное, но он знал.

Прощайте, мой король, моя королева, — прошептал он, — пока мы не присоединимся к Охоте.

Он ждал несколько долгих минут, просто слушая звуки из общей комнаты. Менестрели замолчали час назад, и он слышал только скрип одной пары ботинок по деревянному полу.

Я хотел бы присоединиться к тем, кто там внизу, — подумал Боренсон, — и поднять кружку эля.

Он подошел к телу Иоме. Она улыбалась улыбкой полного удовлетворения, но у нее не было пульса, и она перестала дышать. Через некоторое время она начнет остывать.

Боренсон высвободил руки Айоме из объятий ее сыновей. Он старался не разбудить их, поднимая ее маленькое тело.

Такое маленькое тело, — подумал он, — может вместить такую огромную жизнь.

Он положил его у огня и накрыл своим одеялом.

Утром будет достаточно времени, чтобы сообщить мальчикам, что их мать умерла. Им придется оплакивать всю свою жизнь.

18

Левиафан

Большинство мужчин живут так, как будто они дрейфуют в море.

— Капитан Сталкер

Когда тем утром он проснулся и обнаружил перед огнем закутанное тело своей матери, Фаллион почувствовал онемение. Он сел, протер глаза, посмотрел на одеяло, так невинно накинутое на нее, и ждал целую вечность, пока ее грудь снова поднимется и опустится.

Но после дюжины ударов сердца он понял, что это бесполезно. — Мне очень жаль, — прошептал он.

Миррима сидела в кресле-качалке над ним, держа меч на коленях, охраняя его, и какое-то время просто наблюдала за Фаллионом.

Боренсон ушел: остальные дети еще спали.

Миррима наклонилась вперед, выдавив улыбку, и прошептала: — За что извиниться?

— Это моя вина, что она мертва, — прошептал Фэллион.

— Как ты можешь так думать?

Фэллион не был уверен. Ему было очень грустно, очень одиноко и больно, и почему-то он чувствовал, что это его вина. Мы ее измотали. Бегство через лес, битва на реке — они были для нее невыносимы.