Сыны Перуна

Сегодня утром, когда после бессонной ночи старый воин принимал горячую ванну, к нему вошел его слуга и приближенный — Анисим — и доложил, что утром во время прогулки любимый конь стратига, провалившись в кротовину, сломал ногу.

— Я уже приказал выпороть раба, который выгуливал вашего коня, господин, — грустно произнес Анисим, ожидая реакции своего хозяина. — Ваш врач осмотрел несчастное животное и сказал, что коня лучше умертвить.

Произнеся это, верный слуга не сжался, ожидая гневных слов, не испытал страха, а только тяжело вздохнул в ожидании ответа. Стратиг Фока только издал жалобный стон и опустил голову. Ему уже за шестьдесят, и если буквально несколько лет назад он был еще в полном расцвете жизненных сил и гордого величия, то сегодня он стал совсем другим, немощным и дряхлым стариком, неспособным на великие дела и поступки. Тогда, в дни своего расцвета и славы, гонец, принесший недобрую весть, дрожал бы от страха за свою жизнь, ведь великий Никифор Фока — герой и триумфатор — умел не только повелевать людьми, он умел карать виновных и возвышать отличившихся.

— Так вы велите умертвить коня? — и, не дождавшись ответа, Анисим сам ответил на свой вопрос. — Я уже дал приказ, чтобы его…

— Подожди, я должен еще раз увидеть своего красавца Зевса, а потом… потом он умрет, — Фока встал и отправился в конюшни.

Зевс, добрый, прошедший десятки битв жеребец, тоже был уже не в самой лучшей форме, как и его хозяин, но Фока по-прежнему велел заботиться о своем боевом товарище, и сегодняшнее происшествие, бесспорно, расстроило стратига. Прощание хозяина с конем было недолгим. С тех самых пор, когда он вернулся из последнего похода в земли Халифата с богатой добычей, увенчанный славой, он почти не садился в седло. Тогда сам Император Лев чествовал победителя и героя, организовал ему что-то наподобие триумфа и одарил почестями и золотом. Но именно после этих мгновений славы у великого полководца начались первые симптомы страшной болезни.

Сейчас Никифор Фока, потерявший своего любимца, сидел, насупившись, на своем огромном троне и грустно смотрел в пол, разглядывая узоры на гладком разноцветном мраморе. Вошел слуга, и стратиг велел накрыть на стол. Врач-араб строго-настрого запретил пить вино, есть мясо и даже рыбу, но сегодня Фока решил наплевать на все запреты, все эти травяные отвары и примочки уже вызывали у него дрожь. Когда принесли вино и еду, Фока набросился на них с видом человека, дорвавшегося до запрещенного плода. В тот самый миг, когда вино уже начало ударять в голову, в дверь постучали, и верный Анисим вошел в залу.

— К вам посетитель, мой господин, из северных земель, купец Фотий, — доложил слуга, отвесив глубокий поклон.

— Какой ещё посетитель, я не желаю никого принимать, пусть убирается прочь, иначе я… — Никифору не дали договорить.

— У него печать Императорского дворца, и я не думаю, что стоит игнорировать его визит, — перебив хозяина, выпалил слуга.

2

«Фотий, Фотий, где же я слышал это имя? Так звали патриарха, учителя самого императора, которого он сместил с должности после прихода к власти[57], но этот, где же я его встречал? — размышлял Фока, глядя на вошедшего в залу посетителя. — Нет, не помню».

В этот момент Фотий вошел в комнату, и старый стратиг вспомнил этого человека, лишь только взглянув ему в глаза. Приближённый Льва Мудрого, его шпион и осведомитель, лучший в своем деле, с этим человеком Никифор Фока встречался лишь однажды, но если он и забыл его имя, то не забыл этот взгляд.

Отвесив престарелому воину поклон, вошедший пристально посмотрел на собеседника. Последствия жуткого недуга, так исказившие образ великого когда-то воина и полководца, не ускользнули от внимательных глаз Фотия.

«А ведь старик при смерти, — эта мысль тут же пришла на ум Фотию, стоило лишь только ему взглянуть на искажённое болью лицо хозяина дома. — Как же это некстати и это именно сейчас, когда его способности так необходимы стране».

Если образ Фоки огорчил посетителя, то и вид самого купца, а именно так и представился пришедший гость, тоже в некоторой степени шокировал хозяина дома. Это тоже не ускользнуло от цепких глаз нежданного визитера.

— Я прошу извинить меня за мой неприличный костюм, одежды мои покрыты прилипшей к ним грязью, а тело мое покрыто потом и дорожной пылью, но дело, ради которого я здесь, не терпит отлагательств, и поэтому я предлагаю отбросить условности.

«Мало того, что он заявился на прием без приглашения, так он ещё и осмеливается мне указывать, как себя вести».

Измученный своим страшным недугом, фракийский стратиг смотрел на посетителя немигающим взглядом, сдерживая раздражение. Этот плебей, каким-то чудом достигший небывалых высот, вел себя так, словно он был здесь господином. Но Фока не посмел возразить и потребовать от гостя элементарных правил приличия, он лишь принял величественную позу и гордо промолвил:

— Говори, я готов выслушать тебя.