«Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825

Эти социальные и культурные процессы, безусловно, имели аналоги в среде российского еврейства того же времени. Однако различия между ситуацией в Западной Европе и Российской империи были гораздо более глубокими, нежели отмеченные выше черты сходства. Доминирующая европейская тенденция – движение за отмену отдельного законодательства для евреев как такового и особой системы управления евреями, сопряженное с ограничением сферы еврейского самоуправления религиозной общиной, организованной по принципу христианского прихода, – осталась невостребованной в Российской империи. В Западной Европе идея сохранения отдельных элементов общинного самоуправления и превращения его в инструмент контроля государства над еврейским населением выдвигалась правительственными чиновниками и отвергалась влиятельными представителями еврейства[1212]. В конечном счете возобладала тенденция, приведшая к отмене законодательства, выделявшего евреев как особую группу населения. Следует учитывать, что еврейские общинные организации в Западной Европе не имели той структуры и полномочий, которыми обладали кагалы в Российской империи. Программа преобразования правового статуса российских евреев, как она виделась и еврейским представителям, и правительственным чиновникам, наоборот, в подавляющем большинстве случаев предполагала выделение евреев в особую группу населения[1213]. Проекты, выдвигавшиеся еврейскими представителями в Российской империи, не являлись, как утверждают многие исследователи[1214], «отголосками» движения за эмансипацию евреев в Западной Европе. Они отражали развитие самостоятельного течения. С одной стороны, это течение было обусловлено традициями взаимоотношений еврейских общин с властью, заложенными в Речи Посполитой: консолидацией еврейской элиты в особую привилегированную группу («еврейскую шляхту»), системой практик и представлений, связанных со штадланутом. С другой стороны, уникальная ситуация, сложившаяся в связи с разделами Польши, порождала такие явления, как переориентация еврейской политики с нескольких локальных центров (дворов магнатов) на один-единственный центр: имперскую столицу. В смене власти и административного устройства региона еврейское население и прежде всего верхние слои еврейского общества увидели реальную возможность повышения своего статуса. В аналогичных ситуациях радикальные политические перемены, такие, как Французская революция или захват французскими войсками государств Южной Германии и Италии в конце XVIII в., побуждали евреев этих стран к борьбе за отмену отдельного законодательства о евреях и упразднение статуса евреев как отдельного сословия[1215]. Евреи же «бывшей Польши», оказавшиеся подданными Российской империи, продолжали отстаивать свой статус в качестве особой корпоративной группы и добивались повышения правового статуса именно этой группы (или, чаще, только еврейской элиты). Тогда как еврейская элита стремилась к превращению в особую привилегированную группу, близкую по своему правовому положению к дворянству, низшие слои еврейского населения, по мысли многих еврейских представителей, могли быть использованы правительством для экспериментов по превращению евреев в «нормальных» подданных. Это касалось и привлечения евреев к земледелию и фабричному труду, и введения светского образования для евреев. Евреи Западной Европы, в особенности наиболее состоятельные и образованные круги еврейского общества, для достижения правового и социального равенства с окружающим населением готовы были пожертвовать многими элементами традиционного образа жизни и культуры. Наиболее ярким примером в этом отношении являлось обращение части евреев Берлина к верховной протестантской консистории с просьбой предоставить желающим евреям возможность «сухого крещения», т. е. перехода в христианство без публичного признания истинности ряда догматов[1216]. Евреи Российской империи, стремясь к повышению своего статуса, одновременно отстаивали сохранение традиционного образа жизни и, как правило, общинных институтов. Последнее было обусловлено как позицией государства, продолжавшего рассматривать евреев как отдельную «касту», так и давлением со стороны еврейского общества. Защитные механизмы, обеспечивавшие сохранение еврейской общины в диаспоре, гораздо сильнее действовали в среде многочисленного, консолидированного по типу расселения и культурно унифицированного российского еврейства. К этим защитным механизмам относилась вся система традиций и обычаев и общинная организация.