Еврейские представители добрались до столицы только к началу марта 1785 г. Файбишовичу и Еселевичу удалось добиться встречи с Екатериной II и передать ей свое прошение. Примечательно, что здесь на первом плане оказался Еселевич, не фигурировавший в доверенностях от кагалов. Поданное императрице прошение было подписано Файбишовичем и Еселевичем. Данное прошение является одним из первых сохранившихся прошений еврейских представителей «на высочайшее имя» и отличается как свойственными в целом этому жанру формальными и стилистическими особенностями, так и собственно еврейской спецификой.
В преамбуле воздается пышная хвала императрице, чья «премудрость и милосердная прозорливость» не позволят ей оставить без внимания «всеподданнейшее прошение, которое к монаршим стопам повергнуть от пылающих усердием к российской славе сердец евреев понудили обстоятельства, угрожающие бедностию и конечным нашим разорением»[225]
. Поверенные выражали надежду, что «дерзость наша великодушно будет отпущена нам, представшим пред лицо Вашего Величества от белорусского еврейского общества»[226], благодарили императрицу за «великодушное монаршее благоволение приять нас в свое высокое подданство» и сопутствующие этому преимущества, которых «белорусские евреи с прочими обитателями того края удостоены провидением»[227]. Далее следовали жалобы. Евреи заявили, что многие из них, как живущие в городах и местечках, так и в деревнях, потратили свое состояние на постройку домов и винокуренных заводов. Однако запрет отдавать производство и продажу алкоголя на откуп евреям фактически лишил их средств к существованию. Характерно, что свои претензии поверенные мотивировали не только экономическими доводами, но и тем, что евреи занимаются алкогольными промыслами «издревле», «по древности», указывали на «всегдашнюю вольность винокурения, пиво– и медоварения»[228]. Поверенные доказывали, что позволение евреям участвовать в местном самоуправлении было фактически фикцией, поскольку количество избирателей-евреев ограничено. Другие проблемы интеграции евреев в российское общество были связаны со «страхом и незнанием российского языка»[229]. Поверенные просили равного представительства в местных выборных учреждениях или, по крайней мере, участия еврейских «заседателей» в тяжбах между евреями и христианами, тогда как внутренние еврейские дела должны разбираться исключительно в еврейском суде. Следующие требования стали в дальнейшем традиционными для еврейских представителей: поверенные просили, чтобы «преступник наших законов и обрядов судим бы был в еврейских судах, равно сохранить нас при целости прочих наших законов и обрядов по духовенству веры нашей»[230]. Поверенные жаловались также на помещиков, требующих с евреев арендную плату выше, чем было определено первоначальными договорами, и на негативные последствия новой застройки городов: многие еврейские дома были снесены, у части евреев дома были конфискованы под казенные постройки без какой-либо компенсации. Особенно беспокоило поверенных принудительное переселение евреев из деревень в города[231]. Файбишович и Еселевич опасались, что их выступление может закончиться для них весьма печально, и просили императрицу, «дабы сей доступ к освященному Вашему престолу не был в Белороссии сочтен преступлением, благоволите высочайшим повелением охранить нас от всякого осуждения, да тако и в последних твоих подданных беспредельное монаршее прославится милосердие»[232]. Подписи поверенных также заслуживают внимания: после традиционного «Всеавгустейшая монархиня, государыня всемилостивейшая, Вашего Императорского Величества всеподданейшие рабы поверенные белорусского еврейского общества» следуют написанные еврейскими буквами «Цалка Файбишович» и «Абрам Еселевич»[233], т. е. поверенные назвали себя так, как принято было писать имена евреев в польских и русских документах, однако сделали это при помощи еврейских букв.