Прошения поверенных, поступавшие в комитет на протяжении 1809-го – начала 1812 г., были объединены в докладе комитета с «мнениями от депутатов еврейских обществ», «вытребованными в разные времена по высочайшему повелению»[564]
, т. е. с критическими замечаниями по поводу «Положения» 1804 г., высказанными депутатами 1802–1804 и 1807 г. созыва. Иногда для обозначения еврейских представителей в докладе употребляется просто слово «евреи»[565]. Примечательно как суммарное изложение просьб различных еврейских представителей, так и полемика с ними членов комитета. Значительной уступкой, сделанной комитетом как еврейским поверенным, так и здравому смыслу, был отказ от политики переселений, чтобы «вящим продолжением насильственных мер в настоящих политических обстоятельствах не ожесточить сей уже до крайности стесненный народ»[566]. Поверенные в данном случае выступали от имени «целого еврейского народа», протестуя против «нарушения его прав» и «произвольного растолковывания» местными властями законодательства о евреях. Согласно докладу комитета, поверенные открыто заявляли, что в результате массового выселения евреев из сельской местности и запрета на производство и продажу алкоголя большинство евреев «должны будут или сделаться бродягами, или совершенно погибнуть»[567]. Описание бедствий еврейского населения в прошениях поверенных члены комитета интерпретировали как угрозу того, что лишившиеся средств к существованию евреи «ввергнутся в отчаяние, могущее произвести последствия, вредные для общественного спокойствия»[568]. Опасения по поводу «еврейского бунта», а в связи с воображаемой угрозой французского влияния, еще и государственной измены с их стороны, к тому времени прочно утвердились в правительственных кругах, и все признаки недовольства существующим положением вещей, обнаруживавшиеся в прошениях еврейских депутатов и поверенных, интерпретировались соответствующим образом. В этой связи и сами депутаты могли вызывать сильные подозрения властей. Не исключено, что депутаты каким-то образом использовали намеки на угрозу еврейского бунта, чтобы добиться смягчения законодательных ограничений, как это сделал Ноткин в описанной выше переписке его с Кочубеем[569].Остальные предложения депутатов и поверенных относились к реализации тех статей «Положения» 1804 г., которые касались культурной реформы. Эта часть «мнений» депутатов удостоилась необоснованно резкой характеристики в работах Ю.И. Гессена. Согласно мнению Гессена, в «тревожное время, когда многотысячной массе предстояло изгнание с насиженных мест, когда всему народу угрожало экономическое бедствие, депутаты направили усилия к тому, чтобы укрепить власть раввинов, остановить в самом начале культурное движение»[570]
. Столь одностороннее освещение «мнений» депутатов, содержащихся в докладе Третьего еврейского комитета, создает искаженное представление об этом документе. В действительности депутаты протестовали главным образом против двойной подати и ограничений, связанных с перемещением евреев по территории империи (но не против черты оседлости)[571]. По поводу же предполагавшейся реформы еврейского образования депутаты дипломатично предложили учреждение своего рода «подготовительных курсов» для еврейских детей перед поступлением их в общероссийские учебные заведения[572]. Таким образом, предлагавшийся депутатами 1807 г. подход к еврейскому образованию выглядел более «прогрессивным», нежели общее отношение российского еврейства к светскому образованию вплоть до 1870-х гг.[573]