Сыны Семаргла

— Ты, такой, упрямый, — все с той же досадой заметил Аилоунен. — И ладно бы, это не касалось твоего здоровья, твоей жизни… Но ведь я говорил, ведь я просил тебя остановиться. Ведь, друг мой, во всем надо знать меру, во всем… Ты, же пойми одно, наши Боги, они могут изменить все одним взмахом своей руки, одним магическим заговором, одним повеленьем, одним словом. Они могут вселить веру во всех неверующих. Могут убрать грязь с улиц и построить дома. Могут всех излечить и всех уравнять, но они это не делают, потому что тогда не станет смысла в жизни как таковой. Если Боги будут вершить все своими руками, зачем тогда жить человеку? Зачем вставать рано утром, идти пахать землю, собирать урожай, колоть и рубить дрова, кормить и рожать детей, мыть дома и свои лица? Зачем трудиться, если это будут за нас делать Боги? И зачем тогда нам вообще надо будет жить? В том то и есть смысл жизни, что выбор жизни, труда и предпочтений делаешь ты. И потому ты сам должен убирать, мыть, стирать, колоть. Ты должен бороться, лечиться, трудиться, это должен делать ты, а не Боги. Мы же с тобой, Святозар, кудесники, мы созданы не для того, чтобы перестраивать жилища людям и лечить их тела. Мы созданы, чтобы лечить их души, а ты и так много сил потратил на то, что вмешивался в тот путь, которым идут неллы. Ты, заставляя их познавать истинную веру силой, тратил и тратил свои силы: душевные и физические. Но тебе показалось этого мало, ты наверно решил, излечить всех… всех неллов, излечить все их тела, и, излечив, погубить себя… И что я теперь вижу перед собой, — голос Аилоунена нежданно зримо дрогнул. — Когда мы в двух днях пути от Асандрии, когда тысяча, тофэрафа Люлео Ливере, может подойти к нам ночью, как они это любят делать, и напасть на нас… Ты мой друг, измотан так, что тебя теперь можно брать голыми руками… Ты даже не сможешь оказать сопротивления.

Конечно, я никогда не дам тебе погибнуть, я сохраню твою бесценную для меня жизнь, но какова возможность выжить будет у наших воинов, которые плохо держат меч в руках. Ты подвергаешь их жизнь опасности, а все потому, что ты решил излечить всю эту деревню, где живут просто-напросто свиньи, которые не могут сходить и помыть свои тела… Ведь эта хворь, я тебе говорил уже, это хворь заводится от нечистот, от грязи.

— Аилоунен, я просто не мог не помочь этим людям… они просили, — начал было говорить Святозар.

— Просили!.. — гневно выкрикнул правитель, а потом также резко смолк. Он малеша погодил, по-видимому, успокаивая себя, глубоко вздохнул и чуть тише добавил, — друг мой, но я, же тоже тебя просил.

И неужели моя просьба ничего для тебя не значит? Последние слова правитель произнес с такой болью, что Святозару стало стыдно, и словно вновь навалилась на него слабость, да такая, что не осталось сил не то, чтобы отвечать, не осталось сил даже смотреть на желто-красное пламя, напоминающее чистую душу Аилоунена.

Наследник надрывно выдохнул и поборов в себе, возникшую слабость, очень тихо молвил:

— Ты, Аилоунен, мне очень дорог, как друг… поверь мне. И прости, меня, упрямого глупца. Правитель наклонился, и, с нескрываемым участием заглянул в лицо наследника. Он поднес к Святозару желтый, мягкий утиральник и нежно протер его лоб, на оном выступили капельки пота да также негромко, и вельми мягко, проронил:

— Ты, тоже мне дорог, как друг. Но ты, наследник престола Восурии, у тебя обязанность перед своим народом, а не перед приолами. Ты и так сделал слишком много для меня и для них. И я не хочу, чтобы сейчас, когда ты совсем рядом со своей землей, когда ты скоро закончишь этот тяжелый для тебя путь, когда ты скоро встретишься со своей женой, сыном, которого ты даже не видел, с отцом, братьями, другами, ты из-за собственной… Ты из-за собственной душевной доброты, и прости глупости, надорвался и измотал себя так, что не внутри, не снаружи ничего у тебя не осталось. Ты, даровал моим людям надежду, ты прошел ради них Пекло, мучился и страдал от боли, ты сделал для них, даже больше чем когда-либо сделал я. И теперь они сами должны отмывать свои души, тела, дома и города, сами, пойми это.

— Не тревожься Аилоунен, завтра я буду здоров, — улыбнувшись, сказал Святозар, в целом не очень на это надеясь.

— В том то и дело, что нет, друг мой, — горестно молвил Аилоунен, и, взяв несколько дров из горки, лежащей подле на земле, подбросил их в костер, а после легохонько взмахнул рукой и на месте убывших поленьев, появились новые. — Завтра ты здоров не будешь, но я надеюсь, ты прислушаешься к моим словам, и будешь мудро тратить свои силы, друг мой. — Правитель отряхнул с ладоней остатки деревянной трухи и ласково погладил Святозара по волосам. — И лучше, если ты вернешься к себе на ложе и поспишь, сон всегда приносит выздоровление.

— Я полежу немного здесь, — протянул каким-то просящим голосом Святозар, и лихорадочно передернул плечами. — А после перейду, тут так хорошо дышится.