Сыны Солнца

Когда охотники вместе с Ана рассыпались по кустам, Минати наломал с десяток прутьев и вернулся к тому месту, где лежал колчан. Не отрывая взгляда от еле видневшихся на снегу туш убитых животных, Минати решительными шагами направился туда. Скудость первобытной арифметики, ограниченной числом «пять», заставила Минати прибегнуть к сложным вычислениям. Через каждые пять шагов он загибал один палец на левой руке. Когда все пять пальцев левой руки уже были загнуты, он воткнул в покрытую снегом землю прут, что означало пять рук или двадцать пять шагов. Без всякого волнения воткнул он в землю третью палочку. Но при четвертой, когда до мишени оставалось расстояние, не меньшее пройденного им, сердце его стало биться учащенно. При пятой палочке, обозначавшей дальность полета его прежних стрел, он должен был на минуту остановиться, чтобы насладиться овладевшей им радостью. При восьмой палочке, когда еще целая сажень отделяла его от убитых оленей — гордость изобретателя вылилась в торжествующем крике. Итак, он сразу удвоил дальнобойность своего оружия. Его стрелы убивали теперь на расстоянии более двухсот шагов, что было колоссальным достижением.

Желая еще раз проверить свои вычисления, Минати вернулся к исходной точке, по-прежнему отмечая на пальцах каждый прутик. На обратном пути он их собрал и вновь пересчитал. Продолжая считать, он вспомнил свои первые опыты, когда, желая поделиться с матерью своим изобретением, он на ее глазах попал в кору дерева, находившегося на расстоянии пятидесяти шагов.

Перед ним внезапно возник нежный образ несчастной матери, заплатившей жизнью за свою самоотверженную любовь к сыну.

— Кровожадные гиены, которые ее убили, ответят мне за каждую каплю ее крови. Мои орды диких кабанов растопчут ногами их тела.

Им вновь овладела жажда мести и он видел перед собой тот день, когда обученные обращению с луком дикари повергнут в прах яванов.

В это время вернулись охотники, неся на себе истекающие кровью туши убитых оленей. Отряд сделал привал у подножья утеса, и с помощью дощечки для добывания огня был разведен костер.

Дикари принялись потрошить оленей. Подержав короткое время на огне вынутые внутренности, они тут же съедали их вместе со всем содержимым. Через некоторое время к охотникам подошла группа кочевников. Усевшись на корточках у костра, они, по обычаю груандисов, без предварительного приглашения стали истреблять потроха. Наевшись досыта, они целым потоком гортанных звуков прервали молчание. Их рассказ сильно взволновал слушателей.

— Ана, что говорят наши братья? — спросил Минати, лежа поодаль на мехах.

— Они говорят, что наши охотники окружили в лесу яванов и взяли их в плен. Это просто невероятно.

— Яваны взяты живыми в плен? — недоверчиво спросил богочеловек.

— Да, они так говорят.

Другие охотники, подошедшие несколько позднее, подтвердили потрясающее известие, прибавив, что двое взятых в плен яванов скоро будут здесь.

— Их повели в главное стойбище, чтобы зарезать в честь тебя, повелитель, — объяснил Ана.

— А потом вы намереваетесь их съесть? Дикари вы! Вонючие животные!

Его кровь явана закипела при этой мысли. Но тут же перед ним встала забавная сторона этого происшествия. Он представил себе растерянный вид надменных силачей, очутившихся на поводу у низкорослых дикарей. Эта мысль рассеяла его гнев.

Голоса приближались и Минати, не желая ничего пропустить из этого забавного зрелища, приподнялся на локте, чтобы лучше видеть. Он велел подбросить веток в костер, так как наступала ночь.

Дикари посторонились и пропустили одного из пленников, который был немного выше их ростом. Вспыхнувшее пламя костра осветило пленника и столпившихся вокруг него груандисов.

— Да это женщина! — пробормотал Минати. — О, несчастная!

Приподнявшись, он вытянул вперед голову, чтобы лучше рассмотреть пленницу. Она шаталась от усталости и глазами загнанного зверя оглядывалась вокруг себя.

Движимый глубоким состраданием, Минати подумал:

«Она мне напоминает мою мать. У нее такие же волосы и такой же рост».

— Дарасева!..

Одним прыжком он очутился на ногах и с недоумением искал, кто мог произнести его имя.

— Неужели эта женщина?

Ему показалось, что он теряет рассудок. Неужели действительно эта женщина прошептала его имя?

— Дарасева! Дарасева! — звала она его и протягивала к нему свои руки.

Опершись о скалу, Минати крикнул сдавленным голосом:

— Действительно ли ты душа моей матери? Неужели твоими устами говорит ее нежный голос? Говори еще. Скажи мне…

— Что же она еще должна тебе сказать, чтобы ты, наконец, поверил своим глазам? — раздался чей-то голос.

Растолкав окружавших его дикарей, Куа очутился у огня.

— Посмотри, сынок! — смешно расставив кривые ноги, кричал он. — Посмотри-ка еще на это привидение и скажи, похоже ли оно на блуждающую душу.

Минати не замедлил с ответом. Вмиг очутился он возле матери и крепко сжал ее в своих объятиях. Он то отпускал ее, чтобы провести ее рукой по своему лицу, то вновь обнимал ее на глазах у остолбеневших дикарей. Жаба прервал его нежные излияния: