Сыны Солнца

— Какого тебе еще надо отчета? Неужели ты не видишь, в чем дело? Боги могли бы тебя избавить от прогулки по глубокому снегу. Я выбрал наиболее способных охотников моего народа, чтобы показать им, как метать молнии.

— Для какой цели? Говори!

— Я хочу научить их охотиться на редкую дичь. Можешь поделиться этой новостью с богами, приславшими тебя.

— Неужели в твоей голове могли возникнуть кощунственные намерения?.. Я не поверю, чтобы ты вздумал вооружить этих дикарей твоим луком и натравить их на твой народ. Неужели ты настолько обезумел в своей ненависти?

— Я доведу свою ненависть до конца, — медленно проговорил Дарасева, устремив на карлика пристальный взор. — Первоначально мой лук должен был служить лишь для преследования дичи, но теперь я решил сделать из него боевое оружие. Отныне мой лук, в руках хоть слабого, но ловкого человека, может повергнуть в прах сильного гиганта. Благодаря мне угнетенные народы свергнут с себя иго рабства. И вы, надменные яваны, столь гордые своим ростом, скоро обратитесь в бегство при одном приближении моих пигмеев.

Карлик, с искаженным лицом и хищно оскаленными зубами, едва держался на своих кривых ногах. Он сжал огромные кулаки, а в глазах у него забегали недобрые огоньки.

Казалось, он вот-вот кинется на отступника и его могучие руки, передушившие на своем веку немало волков и медведей, вцепятся ему в горло.

Его вид заставил Дарасеву отскочить; ухватившись за рукоятку топора, он уже готовился отразить нападение.

Внезапно карлик закричал хриплым голосом и сделал необычайный прыжок, за которым последовал душераздираюший крик. Груандис, державший лук, замертво упал, сраженный необычайным ударом карлика. Выхватив у него лук, Куа встал, потрясая ужасным оружием, и крикнул вне себя от ярости:

— Ты его не употребишь против людей твоей крови. Я уничтожу это изумительное изобретение, тайну которого боги открыли тебе, чтобы возвеличить твой народ, и которое ты, безумец, хочешь обратить против него.

Кипя от негодования, он яростно переломил коленом прут и зубами перегрыз ремень. Не переставая посылать проклятия, он ногами растоптал остатки.

Подняв голову, он вызывающе смотрел на Дарасеву. Но богочеловек расхохотался.

— Дружище Куа! Ты достоин смерти за убийство одного из моих людей. Но ты сумел меня рассмешить своим гневом, и я милостиво прощаю тебя.

— Я не нуждаюсь в твоем прощении, — проворчал карлик, обеспокоенный насмешливым тоном Дарасевы.

— Прежде чем рассказать моим братьям, что ты уничтожил мое могущество и обезоружил мою жажду мести, посмотри-ка, старина Куа! Лук, который ты с такой яростью сломал, был игрушечным луком, моим первым опытом.

Вот мой новый лук и о его силе ты будешь судить по результатам.

Схватив висевшие на ветвях дерева лук и стрелы, он увлек за собой Жабу, чтобы тот на деле мог убедиться в дальнобойности его оружия.

Тщательно отсчитав двести шагов, он топором сделал на стволе дерева зарубку и вернулся к исходной точке. В воздухе просвистела одна стрела, а вслед за нею и другая. Обернувшись к Куа, стрелок со смехом сказал:

— Ну, друг мой! А на это ты что скажешь? Что с тобой? Ты плачешь?

Впервые в его жизни, из глаз карлика текли слезы. При виде их Дарасева почувствовал себя неловко и дал ему удалиться.

Придя в пещеру, он застал там Куа со своей матерью, и он понял по их глазам, что они оба плакали. Причину их печали ему нетрудно было отгадать. Он старался скрыть свое волнение, говоря о пустяках.

Но, усевшись на корточки перед блюдом из коры, на котором лежали куски жареного мяса, он не удержался и сказал:

— Час разлуки всегда бывает тягостен…

— Нет, не в этом дело, — пролепетала мать, — не разлука вызывает у нас слезы… Куа рассказывал мне много такого, что было непонятно моему женскому сердцу. Но тебе, как мужчине, это должно быть близко и понятно. При его рассказах о бедствиях нашего народа у меня что-то оборвалось в сердце.

— Полно, мать! Перестань. Осуши свои слезы.

Куа быстро поднялся. Бесконечное страдание отражалось в его влажных глазах.

— Я плакал, как ребенок. Я оплакивал своих соплеменников, под напором невзгод униженно склонивших свои гордые головы. Испокон веков наш могущественный народ боролся против зверей за свое место под солнцем; сражался с людьми, преграждавшими ему доступ в предназначенную ему самими богами страну; боролся со стихиями, грозившими стереть его с лица земли. Из этой борьбы он вышел победителем. Он овладел даром речи, научился обращаться с оружием, добывать огонь. И так медленно развивался народ, народ настоящих людей. Теперь же на моих глазах этот великий народ подвергается смертельной опасности. Залог его спасения и мощи в руках одного из его сынов, но он отказывается прийти на помощь своему народу. Вот истинная причина моих слез.

Устремив неподвижный взгляд на огонь, Дарасева не прерывал карлика, воплощавшего в своем уродливом теле душу этого великого народа, чье могущество Дарасева, озлобленный безумец, хотел сломить.