Сыны Зари

Кемп остановился перед небольшим полотном Гогена: резкие, без оттенков цвета, ощущение человеческой плоти и жары. Критик-искусствовед, возможно, обратил бы внимание на треугольную композицию, на то, как здесь искажена перспектива, чтобы представить и пейзаж, и фигуры людей равно весомыми. Он отметил бы, что в художнике возобладал рисовальщик, заставивший линию господствовать над цветом. Кемп, конечно, знал обо всем этом и ценил картину за те особенности, которые в ней видели специалисты. Но он также ценил ее и потому, что она принадлежала ему. Это он обладал ею.

Иметь что-то – еще не означает обладать этим. Ну вот, например, вы покупаете книгу. Или однажды вы отправляетесь в собачий питомник и возвращаетесь домой с собакой. Или влюбляетесь и женитесь. И потом кто-то – вы даже забыли, кто именно, – берет у вас на время эту книгу, чтобы никогда уже не вернуть ее. Собака подыхает. Жене надоедает ваше мрачное настроение, и она оставляет вас. Вы никогда и не обладали этими вещами. Они просто были у вас какое-то время. А обладание не признает никаких «давать» или «делить». Оно не имеет ничего общего со свободным пользованием. В словаре обладания просто не существует слова «уступить». Этот словарь признает совсем иные термины: собственность, захват, господство, накопление... Он признает обман и лишение свободы, скрытность и маскировку. Он признает пожирание.

Есть и другое слово, весьма важное для представления об обладании, – слово, которое расчищает путь ему и вдохновляет его. Это слово – «собирать». Собиратели, коллекционеры – это не просто поклонники, не просто энтузиасты. Им нужно захватывать, им нужно поглощать.

Кемп двинулся туда, где в центре короткой стены висели два полотна Сезанна. Они были его собственностью, частью его коллекции, только ему было дозволено смотреть на них. Да, время от времени в эту комнату-сейф мог быть вызван Генри Глинвуд. Кемп мог посоветоваться с ним о том или ином приобретении. Порой бывало ясно, что им предстоит говорить о какой-то картине, не предназначенной для продажи, но которая тем не менее могла стать одним из сокровищ Кемпа. Глинвуд давал советы, получал громадное жалованье и никогда не испытывал угрызений совести. Долгие годы он был консультантом у людей, использовавших искусство в качестве капиталовложения. Он был первоклассным знатоком рынка и помогал многим вкладчикам получить отличную прибыль, не имея при этом капитала, чтобы преуспеть самому благодаря своим знаниям. Он много понимал в искусстве, но столь же много заботился и о своем доходе. И недалек уже тот день, когда с учетом высоких тарифов оплаты у Кемпа, Глинвуд сможет вести дела уже от собственного имени.

Если его вызывали в эту комнату-сейф, Глинвуд просто брал то или иное дело в руки и уходил. Он не допускал такой бестактности, как расхаживать по комнате и рассматривать картины или даже просто взглянуть на них. Он старался вести себя так, словно их вовсе не было здесь.

Кемп понемногу обошел всю свою коллекцию. Он любил каждое свое приобретение. В его сознании любовь и обладание были столь же тесно связаны, как война и победа. Он никогда не думал об утрате. Когда он смотрел на свои картины, на свою дочь, он видел предметы обладания и никогда не думал о возможности их утратить.

– Ты ездила в Таксон?

– Да.

– Генри видел, что ты разлучалась с Санчесом?

– Да.

– И что же ты делала?

– Гуляла. Ходила в книжный магазин. Сидела в парке.

На фоне их разговора слышалась медленная музыка: струнный квартет Бетховена, трепещущий и меланхоличный. Нина шла к креслу, стоящему напротив кресла Кемпа, кружным путем. И во время этого путешествия она слегка касалась различных предметов, одними кончиками пальцев общаясь с вазой, с чашей, полной полированных камней, с мексиканской керамической статуэткой. И на каждую вещь, которой она касалась, Нина пристально и напряженно смотрела, прежде чем двинуться дальше, словно пытаясь сообразить, что же это такое и чем это может стать.

– Ну и как это прошло в Нью-Йорке? – спросила она.

– Я видел этот эскиз. Я куплю его. Ты встретила кого-нибудь?

– Встретила?

– Ну видела кого-то знакомого?

– Не думаю, что я знаю кого-нибудь в Таксоне. Разве нет? Не сейчас.

Кемп поднял графин на уровень локтя и нацедил себе в бокал бренди.

– Ты собираешься поехать снова? – спросил он.

– Да, возможно. – Она устроилась в кресле. – Я ходила в парк.

– Ты уже говорила это.