— Я… — начал Руслан, у которого невыносимо свербило в носу, — га… он… га… га… вас… гапчхи! Он в меня вы… гапчхи!
— Рекс Буранович, это чихальная горячка! — воскликнул Шарик. — Я знаю, моя бабушка от этого умерла. Необходимо срочное лечение! — И мстительно добавил: — Каких-нибудь сорок уколов…
Услышав про уколы, Руслан так взвыл, что Доберман-Пинчер попятился и крикнул:
— Овчаренко! Немедленно в медпункт!
— Не на… гапчхи! Я не хо… гапчхи! Я не бо… гапчхи!
— Исполняйте приказание!!! — заревел начальник, тряся медалями.
И огорошенный Овчаренко поплелся через проходную. Начальник тронулся следом, но Шарик остановил его:
— Я, Рекс Бураныч, к вам… Доберман-Пинчер несколько кокетливо спросил:
— А ты, собственно, откуда меня знаешь?
— А вас, Рекс Бураныч, каждая собака знает, — с обезоруживающей улыбкой ответил Шарик. — Вон у вас заслуг-то сколько…
Начальник выпятил грудь, усеянную бесчисленными жетонами, медалями, значками, и строго сказал:
— Ну ладно, хватит! Не люблю я этого! — Потом добавил значительно потеплевшим голосом: — Ты по делу или так… полюбоваться?
— Як вам в Школу поступать пришел!
Рекс Буранович Доберман-Пинчер застыл как памятник и с высоты своего роста уставился на Шарика Наконец начальник осторожно спросил:
— Кто поступать пришел к нам?
— Я.
— Ты?!
— Я.
— Обернись, — сказал начальник. — Что ты видишь?
— Дом.
— Ближе.
— Улица.
— Еще ближе!
— А! Это мой хвост.
— Хе-хе. Это не хвост.
— Как же не хвост? — Шарик для убедительности вильнул тем, на что смотрел. — Это хвост! Ну… хвостик.
— Это кусок колючей проволоки, изжеванный голодным крокодилом! — воскликнул Доберман-Пинчер. — Это бублик, испеченный сумасшедшим пекарем, это… Это всё что угодно, только не хвост, каким должен обладать ученик нашей Школы! Одно ухо у тебя болеет столбняком, другое будет до конца твоих дней валяться в обмороке! Про твой окрас я не говорю, потому что мне от него делается дурно. Вопросы есть? Всё. Держите хвост пистолетом.
— Рекс Бураныч! — в отчаянии закричал Шарик. — Товарищ Доберман-Пинчер! У меня же есть письмо!
— Что-о?! — Шерсть на спине начальника встала дыбом. — Еще от земли не видать, а тоже норовит по знакомству… Молодежь, называется!
— Я не по знакомству — чуть не плакал Шарик, — это коллективное письмо… обо мне…
— Коллективное? — насторожился начальник.
— От коллектива жильцов! — и Шарик подал ему бумагу с кратким описанием событий во дворе дома № 1 по улице Дружбы о том, как Крот и его приспешник Крыс украли котенка Захара, о самоотверженной борьбе с похитителями, которую вел Шарик в подземелье, и, наконец, о том, что благодаря ему, Шарику, еще стоит на земле дом № 1.
— Гм, — произнес Рекс Буранович, — гм. Неплохое письмо. Письмо, прямо сказать, хорошее. Ты, видно, парень не промах. Только, брат, извини, ничего для тебя не могу сделать. Мне правила не разрешают беспородных принимать. Слушай, — оживился он, — хочешь, я тебя в цирк устрою? Там таких берут…
— Нет, — отрезал Шарик.
— На нет и суда нет. Вопросы есть? Всё. Держите хвост пистолетом. — Рекс Буранович двинулся к проходной. У двери он обернулся, еще раз посмотрел на Шарика, зажмурился и сказал: — Ой, ну и бывает же…
Прыжок в пропасть
И Шарик затосковал. Тоска его была возвышенной, потому что тосковал он на крыше дома № 1. Сыщик решил удалиться от дел земных и остаток жизни провести здесь, наедине с небом.
Сначала тосковать было интересно.
Шарик соорудил себе жилье: притащил со двора огромный зонт, непонятно почему выброшенный Иваном Ивановичем Слоном, — зонт был еще хоть куда, только не закрывался. Ручку его Шарик воткнул в отверстие вентиляционной шахты, и получился навес, который, несомненно, выдержал бы не только градобитие, но и падение средних размеров метеорита.
Потом Шарик исследовал крышу, огромную, как футбольное поле, приладил к телевизионной антенне качели из куска проволоки и качался, гордый и одинокий, пока не замутило. Потом сам с собой играл в крестики-нолики и сыграл шестьсот тридцать два раза! Это, конечно, был мировой рекорд, но кто его мог оценить? Потом читал газету, потом долго смотрел вниз, где бежали маленькие автомобильчики, прыгали, ползали, летали и били хвостами суетливые горожане…
Конечно же, конечно, там вот-вот произойдут страшные и запутанные события, в которых Доберман и Овчаренко ничего не поймут. Вот тогда-то и хватятся сыщика! Весь город сбежится на улицу Дружбы, и толпа закричит: «Шарик, Шарик, выручай!». Грозный начальник, рыдая, будет умолять пойти и поруководить Школой и научить сыскному делу. А Шарик грустно улыбнется и скажет тихо:
«Куда уж нам, неученым. Не с нашим окрасом, род только смешить…». И повернется, и уйдет под зонтик. А все заплачут, заплачут и пойдут, всхлипывая… Сыщик пожалел их всех, так жалко их стало, что даже слезы потекли…