Сыщик

Марк вскочил, прошел в тесную кабинку душа, включил воду. Индикатор замер почти на нуле — юноша расходовал воду, не скупясь. Ну и дьябль с ней, с водой! Марк запрокинул голову, подставил лицо под прохладные струи. Вода затекала за протектор, капли щекотали кожу. Неужели каждый день ему будут сниться подобные сны? Что это — плата за свободу? Не слишком ли она велика? Сначала убийство Друза, потом этот неравный бой. Что еще вывернет услужливая память?

Марк вернулся в каюту. В кресле, положив на софу еще не зажившую ногу, сидел Флакк. На нем была форма трибуна космических легионеров. Красный мундир с золотым шитьем, парадный броненагрудник отсвечивал призрачным лунным блеском. Золотой орел с хищно выгнутым клювом на груди казался живым.

— Мне нужно поговорить с тобой, Марк.

— Вообще-то я не завтракал.

— Завтракай. Я тоже с удовольствием выпью кофе.

Марк достал из шкафчика упаковку со стандартным пайком и дважды нажал на пищевом комбайне кнопку. Одно название, что комбайн. Все, что он умеет делать, — это баночки с горячим и жиденьким кофе и клейкие сдобные булочки. Впрочем, не рабу с усадьбы Фейра привередничать. Только откуда Марк знает, как питаются рабы?

— Итак? — спросил он, отхлебывая кофе. Подумал: «Сейчас речь пойдет о моей карьере сыщика».

— Прежде всего: что ты сказал Корнелию?

— О чем?

— О своих снах, конечно. Ведь он спрашивал тебя, что тебе снилось, после того как сняли ошейник, не так ли?

— Мои сны — только мои, — пробормотал Марк.

— Великолепно. Надо полагать, именно так ты и ответил наварху?

— Именно так. Корнелий пришел в ярость.

— Не сомневаюсь. Так что ты ему рассказал?

— Отец сжег все улики по делу наварха.

— Что еще?

— Клянусь, ничего.

— Чем… или кем ты можешь поклясться, Марк?

— Не знаю… На Колеснице мы клялись… нет, я решил забыть все, что было на Колеснице. Я не знаю, чем мне теперь клясться, Флакк.

— Клянись памятью рода Валериев Корвинов, это теперь самая большая ценность, какая у тебя есть.

— Клянусь памятью нашего рода… Он ничего не узнал. Хотя и клялся, что был другом моего отца. Вранье…

— На Лации говорят: «Врать патрицию бесполезно». Наварх, видимо, считал, что тебя нетрудно обмануть. Я хочу тебе кое-что объяснить, Марк.

На голографическом экране мелькали какие-то пейзажи. Марк не смотрел на экран.

— Как ты уже догадался, патриции Лация обладают генетической памятью. Она передается ребенку, даже если только один из родителей принадлежит к патрицианскому роду. Эта наша особенность и одновременно проклятие, жернов на шее. Если отец командовал космическим кораблем, то сыну дорога только в космос. Потому что, выбери он другую профессию, все его преимущества обратятся в дым, он будет соревноваться с плебеями, не имея ни их цепкости, ни их сноровки.

— Патриции… почему нас называют патрициями? И кто тогда плебеи?

— Мы так себя назвали. Потомки первых колонистов Лация, получившие в наследство от отцов и матерей генетическую память. Кто-то из отцов-основателей грезил римской историей. Патриции — это избранные, помнящие все от начала времен… То есть от начала времен колонизации. Плебеи — все остальные. Ты будешь смеяться, но каждый гражданин Лация обязан иметь тогу. Он надевает ее по праздникам. Каждая колония хочет быть в чем-то неповторимой. Мы выбираем себе прошлое, а будущее наступает само собой. Жители Лация воображают себя римлянами. На Колеснице царит французский дух. Древний Египет ожил на Александрии.

— А на Неронии?

— Нерония… — Флакк нахмурился. — Нерония — типичный космополит. Там царит дух гедонизма. Быть может, чтобы позлить наших республиканцев, они назвали свою планету «Нерония». Но поверь, название — единственное, что связывает их с Нероном.

— Я… то есть мой отец… он бывал когда-то на Неронии, — сказал Марк.

— Тебе уже снился сон об этом?

— Нет… Пока нет. Но я знаю. — Марк жевал какую-то серую галету и не чувствовал вкуса. Ему вдруг невыносимо захотелось маисоли со специями, жаренной на огне.

— Можно вспоминать и наяву. Если сосредоточиться. Но тут нужен определенный навык. И потом — наяву нет таких ярких видений, как во сне, — объяснял тем временем Флакк.

— Скажу честно: я совсем не гонюсь за остротой ощущений.

— Итак, как ты понял, род Валериев Корвинов всегда занимался расследованием особо важных дел… Все тайны Лация сосредоточены вот здесь. — Флакк коснулся лба Марка. — Вскоре ты вспомнишь немало такого, от чего у тебя волосы встанут дыбом. Ты будешь знать все или почти все о громких преступлениях Лация.

— И я буду заниматься… расследованиями?

— Именно. Но преступлениями в высших сферах, а не обычными бытовыми убийствами.

Марк отложил недоеденную галету. Аппетит пропал. Начисто.

— Извини, но это какой-то бред… Ты увозишь меня с планеты и говоришь, что я суперсыщик. Привозишь на линкор. Здесь на меня накидывается спятивший от злости наварх…

— Почему «спятивший от злости»? Он всего лишь хотел знать, что известно тебе о его деле.