Сыщик

— Что-нибудь хочешь, мой мальчик?

— Конфет.

— Ты сладкоежка? — Старик улыбнулся.

— Тех, что жует Лери.

— А, мнемосинки! — Дед вытащил из кармана пакетик. — Уж не знаю, кто их так назвал. А конфетки вкусные. Я их тоже люблю.

Марк схватил конфеты. Наконец-то! А то его дети унаследуют от отца воспоминания по полной программе: и туалет, и сцены пыток, и не слишком эстетичные медицинские процедуры. Теперь, отправляясь в латрину [8], можно бросить в рот одну из мнемосинок — и все в порядке…

* * *

Друз сидел на открытой террасе, подперев голову руками. Перед ним было черное пространство — вместо прекрасного сада «Итаки». Воняло мерзко.

— Как ты? — спросил Марк, подходя.

Друз выставил ногу, вокруг которой был обернут пластиковый цилиндр — переносная регенерационная камера.

— Неплохо. Только ходить еще трудно. Нога сильно пострадала. Регенерация кожи идет медленно.

— Ты молодец. Но если бы вы, ребята, не сняли камеру наблюдения, не пришлось бы жертвовать конечностью, — заметил Марк.

— Иногда мне удается исправить собственные ошибки… Не многие могут этим похвастаться.

Друз замолчал. Марк напрягся. Он уже знал, какой вопрос сейчас услышит.

— Я давно хотел тебя спросить… Но как-то не решался. Ты еще не вспомнил, как погиб мой отец? Я уверен, что его убили те же люди, что расправились потом с твоим отцом.

Марк неловко передернул плечами:

— Я этого… не видел. То есть самого момента. Извини… пытаюсь увидеть во сне и не могу. Наверное, такое случается. Что-то особо страшное не желаешь вспоминать. Даже генетическая память противится.

Друз помедлил и протянул Марку упаковку «трубочек памяти»:

— Тогда попробуй вспомнить наяву. Лери говорит, так проще.

Марк кивнул и спрятал упаковку в карман брюк.

На террасу вышла Лери. На ней было длинное белое платье до пят, похожее на древнеримскую столу. Лицо чуть бледнее, чем обычно. Марк спешно положил в рот мнемосинку: он не хотел, чтобы кто-нибудь запомнил предстоящий разговор.

— Ребята, ну как вы? — Лери улыбнулась. — Честно говоря, не могу понять, зачем вы здесь сидите? Вонь ужасная. Меня от нее тошнит.

— Тошнит? — округлил глаза Друз.

— Не воображай ничего такого! — нахмурилась Лери. — Тошнит, когда я смотрю на наш изуродованный сад. Все деревья погибли.

Друз пожал плечами:

— Кто же считал галлов под Каннами?

— Я говорил с дедом, — сообщил Марк. — Привел неоспоримые доказательства в пользу вашего брака. Похоже, дед выслушал меня благосклонно. Теперь, когда Фабий вам не может помешать…

— Так он согласен? — воскликнула Лери, и глаза ее вспыхнули.

«Неужели можно так влюбиться в столь бестолкового парня, как Друз?» — подивился Марк.

— Похоже, что да, хотя и не сказал об этом прямо.

— Но там, на корабле, ты сказал «нет», — напомнил Друз. — Так почему теперь стал нашим союзником?

— Во-первых, на корабле я перебрал фалерна. Во-вторых, тогда я не знал о планах плебеев лишить патрициев памяти. А лучший способ предотвратить бунт — это поделиться с будущими бунтарями частью своих привилегий. Вовремя поделиться.

— Ах, Марк, какое счастье, что завтра ты станешь моим братом! — воскликнула Лери. И бросила на него взгляд, в котором читалось обожание. Да, да, подлинное обожание.

Если бы Марк умел летать, он бы прянул в воздух. Сердце его билось как сумасшедшее. Разбираться в хитросплетениях политических интриг, управлять чужими судьбами — все казалось ему проще простого.

— А что ты все время жуешь, Марк? — невинным тоном осведомилась Лери.

— Не все время, а изредка. «Мнемосинки»… как ты советовала.

Она рассмеялась:

— И ты поверил?! Он поверил! — Лери захлопа-|р в ладоши.

— Но ты же сама сказала…

— Розыгрыш, братец! Обычный розыгрыш. Бытовые мелочи вообще не запоминаются. Зачем запоминать, как день изо дня ты завтракаешь по утрам. Или умываешься. Или посещаешь туалет…

Марк почувствовал, что краснеет.

— Мелочи тут же выветриваются из памяти. А если ты еще при этом что-то жуешь — неважно что, — забвение банальностей тебе гарантировано. Это было давным-давно подмечено патрициями: практически не запоминаешь, как ты ешь. Не что, а как…

В каком она восторге! Будто выиграла миллион в галактическую лотерею.

— Лери, дорогая, можно один вопрос? — Начинающий следователь постарался говорить как можно более язвительным тоном.

— Ну конечно, дорогой братец. — Она вновь прыснула от смеха.

— Ответь мне, дорогая, что такое утром ты сказала Фабию, если вечером он приказал тебя убить?

— Мы говорили о любви, братец. О чем еще могут говорить жених и невеста?

«Да, милый разговорчик, после которого жених отправил к невесте наемников с Петры».

«Разумеется, ты догадываешься, почему люди Фабия явились в сад, — думала Лери, отводя глаза. — Но ты не знаешь, как все было. К счастью, не знаешь… А знать все будет лишь мой ребенок. Если ему позволят родиться патрицием».

* * *

Марк ушел за холм, где не чувствовался запах гари, уселся на траву и раскурил «трубочку памяти». Перед ним расстилался знакомый пейзаж: кудрявые виноградники, вдали серебрились оливы, на горизонте вставали сиреневые отроги гор.

«Почти земная красота…» — прошептал Марк и затянулся.