– Нет… – тоже затряс головой Мирон. – Нет, Саша, нет! Я никогда и ни в чем не лгал тебе! И почему… Почему ты именно сейчас говоришь мне такое? Потому что узнала, что я здесь не живу? – махнул он на окна двухэтажки. – Но ведь так и должно быть, как ты не понимаешь! Я живу в этом доме, только не здесь, а там, в другом мире!.. Если бы ты застала здесь и сейчас мою квартирную хозяйку, и она бы подтвердила, что я ее постоялец, – вот тогда-то бы я и оказался лгуном… – Мирон замолчал вдруг и звонко хлопнул по лбу ладонью: – Какой же я тупица! Ведь у меня с собой паспорт! Я ведь прописан по этому адресу!.. Временно, правда, но отметка в паспорте есть…
Парень полез за пазуху и быстро вынул оттуда все ту же книжицу в темной обложке, в которой он хранил газетную вырезку о покорителях Марса.
– Вот, смотри, – протянул он документ Саше. – Нагорный переулок, дом восемь, квартира шестнадцать.
– Не видно ж ничего, – буркнула все еще насупленная Сашенька. И, не оглядываясь на взъерошенного, внутренне ликующего парня, зашагала к ближайшему работающему фонарю.
Там она раскрыла паспорт Мирона, но долистать до страницы с пропиской не успела. Увидев то, что значилось на первой странице документа, она оцепенела и жадно, как несколько минут назад, стала глотать морозный воздух. Потом трясущимися руками опять поднесла к глазам раскрытую книжицу. И вновь прочла то же самое, что и в первый раз. Глаза ее не обманывали. Большими, торжественно-витиеватыми буквами на первой странице документа было написано: «Паспорт подданного Российской Империи».
Глава 7. Писательский кризис Брока, последующее самобичевание и обнаружение пропажи дочери, которая знакомится с альтернативной географией
Брок бесновался. Неистовствовал! Сказка у него не получалась. Точнее, получалась, но именно что сказка. Сказочка для дошколят. А ему хотелось написать серьезную вещь. То есть, как раз не серьезную, а юморную, но серьезную в том смысле, что она… должна быть… должна стать… В общем, даже определиться, что именно он хотел написать, сыщик не мог. И это его неимоверно злило.
Брок редко выходил из себя, но сейчас как раз вышел. Сначала он убедился, что никого больше в офисе нет, а потом стал буянить. Удалил файл с началом неподдающейся сказки, порвал в мелкие клочья распечатанные страницы, раскидал их по кабинету и стал носиться по нему взад-вперед, жестикулируя и приговаривая:
– Я бездарь! Я тупица! Я графоман!
Он заламывал руки, стучал кулаками по голове, даже попытался себя пнуть, но не удержался и упал.
Несчастный Брок лежал на полу, словно не нужная никому забытая вещь, разглядывал серые ворсинки ковролина перед носом, вдыхал запах пыли («Саша со своими экзаменами совсем забросила уборку помещения!») и жалел себя. Он был прекрасным сыщиком и никудышным писателем. А хотелось – наоборот. То есть, не наоборот, конечно, а чтобы и тем, и другим сразу. Замечательным профессионалом в обеих сферах. Прекрасным писателем хотелось быть даже чуточку больше. Наверное потому, что недостижимое всегда кажется заманчивей.
Нажалевшись вволю, Брок немного успокоился и даже начал задремывать. Но лежать на полу было все-таки жестко, грубый ворс ковролина покалывал щеку, так что до настоящего сна дело не дошло. Впрочем, взглянув на часы, сыщик понял, что спать уже и некогда – рабочий день благополучно закончился.
Брок поднялся на ноги, отряхнул костюм и стал собираться домой. Оделся, погасил свет и лишь тогда заметил, что Сашин монитор остался включенным.
– Так-так-так-тааак, – пробурчал сыщик. – А где же Сашенька?
Он торопливо подошел к столу дочери и заглянул под него. Но света от монитора оказалось недостаточно, чтобы разглядеть там что-либо, кроме тьмы.
Брок поспешно вернулся к выключателю и снова зажег лампы. Теперь даже от стены он увидел, что под Сашиным столом пусто. Не было дочери и под его столом, и под стульями. Оставались необследованными шкафы, но Брок пересилил себя и не стал заниматься глупостями – студентка технического вуза не полезла бы в шкаф. Так почему-то казалось опытному сыщику. А своей интуиции он привык доверять.