Сыщик для феи

– А ты как думал?! Жутями-то ордынцев прозывали, оттого и слово пошло «жуткий», ну и все такое. А как подступили в прежние столетия жути к этому граду, жители его семь седмиц на стенах дружно держались, пока вся еда до крошки не кончилась. Тогда-то Аким и вызвался хитростью жутей из-под стен увести. Сказался переветником и ночью побег во вражеский стан. Привели Акима к жутьскому умеру, он поганину и говорит: «В городе запасов не осталось, до воробьев все поедено, хоть сейчас штурмовать можно. Да только жители ноне голодные и злые. Коли на стены полезть, многие воины головы сложат. А вот ежели выждать чуток, когда горожане ослабнут, то стены без всякой крови взять можно». А чтоб самим от голодухи ноги не протянуть, готов указать место в лесу, где весь здешний скот упрятан. Жути как о том услыхали, так все за ним враз и пошли. Самим-то кушать небось хотелось!

– Все? – откровенно усомнился я.

– Все, – вновь подтвердила фея. – Как один. И уж куда он их увел, неведомо. А только сказывают, что за этими лесами, в Батлии, появилось новое воинственное племя жуматов. Так вот я и думаю, не от жути ли они произошли?

– Зачудительная история, – хмыкнул я. – Надеюсь, сейчас в этом Жутиморе пища найдется?

* * *

Город Жутимор встречал нас… Впрочем, нет, он нас не встречал. Он был занят своими проблемами, и никому не было дела до всадников, въехавших в арку городских ворот. Пара стражников, лузгавших семечки на скамейке под развесистым каштаном, удивленно проводив взглядом синебокого скакуна, немедленно сбросила увиденное в погреба сознания и продолжила свое занятие с осознанием важности выполняемого долга.

– М-да, – созерцая занятых беседой стражников и прислоненные поодаль алебарды, покачал головой я. – Интересно, как им удалось продержаться семь седмиц?

– Ну да, понты! – хмыкнул Вадюня. – Жутикам чисто не по крути было в ворота идти, вот они в натуре и прикололись на стенку лезть.

Возможно, могутный витязь и был прав, им, витязям, виднее. Меня же сейчас больше интересовало наличие достойного постоялого двора, гостиницы, на худой конец корчмы, где мы бы могли передохнуть и подкрепить силы. Ничего подобного в обозримой округе не наблюдалось. Правда, время от времени под копыта скакунов бросались отчаянные бабульки с корзинами, накрытыми белым полотном.

– А вот пирожка не желаете?! – с угрозой кричали они. – С пылу с жару!

Честно говоря, я желал. И Вадюня, судя по алчному блеску в глазах, был не против. Но слишком мало бродило по округе собак, чтобы кормить этим лакомством таких высокородных дам, как наши спутницы.

Наконец между прижавшихся забор к забору домами мелькнул просвет – не то пустырь, не то сильно запущенная городская площадь. Посреди этого импровизированного выпаса красовался большой шатер, на котором уныло болталась на ветру афиша, гласившая:

Блистательный театр Пьеро. Только одно представление!

Девушка в шелках голубых волос. Драма

– Интересно, – усмехнулся я, – многие ли жители способны прочесть то, что здесь написано?

Но развить эту мысль было мне не суждено.

– Не кабак, но тоже круто, – оценив увиденное, провозгласил Злой Бодун. – В натуре можно культурно отдохнуть. Девушки, может, вы чисто тут пока потусуетесь, а мы с Клином округу прочешем? Ну, сами прикиньте, должна же тут быть хоть какая-нибудь харчевня?!

Отказать в логике моему другу было невозможно. Да и то сказать, день конного перехода неминуемо требовал отдыха для нежных седалищ прекрасных дам. Впрочем, наши филейные части чувствовали себя немногим лучше. Отыскав взглядом коновязь, у которой дремал углубленный в себя часовой, мы спешились и после короткого щелчка Делли, погружавшего коней в состояние полного ступора, направились в высокий полотняный храм искусств. Незакрепленный полог сиротливо хлопал по ветру, призывая, должно быть, аплодисменты под провисшие своды шатра.

– А где чисто касса? – оглядываясь кругом, осведомился Вадюня. – Или птицам деньги не нужны?

– Кассы не видно, – подытожил осмотр я. – Впрочем, очереди за билетами тоже. Ладно, зайдем. Если что, расплатимся на месте.

На том и порешив, мы шагнули под сумрачные театральные своды. Не столько с трепетом, сколько с непреодолимым желанием сесть на что-нибудь менее тряское, чем седло.

– О! Добро пожаловать! Добро пожаловать в наш Блистательный театр! Прославленный везде, где только слышали о высоком призвании служителя Фридигунды! – Сухонький пожилой человечек в остроконечном белом колпаке и таком же длинном балахоне с бесконечными рукавами, свисавшими до пола, церемонно поклонился, желая засвидетельствовать свое почтение к единственным в зале зрителям.

– Клин, это он чего? – недоверчиво глядя на актера, спросил Ратников.

– Наверное, Фридигундой здесь называют Мельпомену, – шепотом пояснил я.

– А! Ну, это в натуре другое дело! А чего они тут сидят?