Сыщик и канарейка

– Я знаю, что вы были последним, кто побывал в квартире Брина Толлерса. Привратник вас описал, и там повсюду ваши отпечатки. Можете не отрицать: вы были в перчатках, что я отдал вам в управлении. Я попросил экспертное бюро внести их в базу перед этим. Да и без них не так много в Гетценбурге людей с тем же количеством пальцев, что у вас.

Любопытно: что заставило кузена отдать мне пару, с которой он предварительно снял отпечатки? Я пожал плечами. И рассказал все. Как пришел в разгромленную комнату. Как наткнулся на следы краски. Как понял, где узнать адрес мистера Толлерса. Не затронул только тему его смерти, но об этом было легко догадаться.

– Я пришлю к вам Брэма, пусть посмотрит ваше жилье, – пообещал детектив. – А теперь мне все же хотелось бы узнать: что я увижу в результатах вскрытия Толлерса?

– Ничего.

– Хотите сказать, что вы к этому не причастны? – справедливо не поверил мне Эйзенхарт. – Или что он умер естественной смертью? Потому что, готов заложить свою душу, естественного там не было ничего.

Ставка была вполне в стиле Виктора: вряд ли у кого-либо другого хватило наглости поставить на кон то, чем он никогда не обладал. С другой стороны, он ничем не рисковал: причина смерти мистера Толлерса лежала за гранью обычного хода вещей.

– Нет, – я поморщился, – и нет. Вы ведь читали мое досье.

В то время как общество не любит людей, чей дар непригляден, армия, напротив, крайне в них заинтересована. Военное министерство имеет право проверять всех, кого подозревает в наличии полезной для себя и потенциально опасной для мирного населения силы, и забирать себе. Кукловодов[19], некромантов… Таких как я. Сильный дар часто повторяется в следующем поколении, поэтому, учитывая репутацию моего отца, избежать проверки мне бы не удалось, как и скрыть свой дар от комиссии. Единственное, что я мог сделать, – это сдержать его, обмануть проверяющих, заставить их поверить, что, в отличие от Альтманна-старшего, от меня будет мало толка. Подобные результаты, хотя и накладывали на меня определенные обязательства перед министерством, позволяли вести тот образ жизни, который я пожелаю. Но мое досье навсегда оставалось в красном списке.

– Там половина текста, если не больше, вычеркнута, – признался Виктор. – Моего уровня доступа недостаточно. Так о чем вы хотели сказать?

– Ваш патолог ничего не обнаружит при вскрытии, потому что природа вещества, убившего Толлерса, аналогична субстанции, используемой для ресуррекции.

– Вам придется изъясняться немного четче, – попросил он.

– Это дар.

Эйзенхарт нахмурился.

– Ваш дар, – уточнил он.

Я кивнул. Все-таки общество слишком легко забывало о том, что змеи могли быть не только врачами.

– Докажите, – потребовал Эйзенхарт после некоторого молчания.

– Простите?

– Продемонстрируйте. Как вы убили Толлерса? Считайте, что я хочу провести следственный эксперимент.

Или Виктору просто было любопытно.

– И кого вы решили для этого убить? Только не говорите, что рискнете собой.

– Зачем же, – хмыкнул Эйзенхарт. – Почему бы не попробовать на… Например, на этом фикусе.

Я хмуро посмотрел на заставленный горшками подоконник.

– Это будет порчей университетского имущества.

– Я куплю вам новый, – пообещал детектив.

Повернувшись на стуле, я растер между пальцами толстый глянцевый лист и вздохнул. Традиционно считалось, что для дара, подобного моему, необходим непосредственный контакт. Кожа к коже. Домыслы, хотя дополнительный слой, будь это одежда или каменная стена, требовал больше усилий. Решив, что лишний раз снимать перчатку, имея одну руку в гипсе, я не хочу, а демонстрация станет от этого еще наглядней, я позволил дару проснуться. Листок потемнел и съежился, следом за ним начал чернеть ствол. Через пару мгновений, когда я опустил руку, в горшке остался лишь бурый, будто обугленный, остов.

Эйзенхарт как зачарованный потянулся к горшку.

– Не стоит, – пресек я его попытку. – Он может быть для вас ядовит.

Прикинув, что к чему, руку Виктор убрал.

– Ваши перчатки тоже?

– Возможно. Пожимать мне руку при прощании я бы не рекомендовал. Однако завтра они будут совершенно безопасны: я практически не использовал сейчас дар, – я пожал плечами в ответ на невысказанный вопрос. – Вы спрашивали, зачем мне самоконтроль. Чтобы рассчитать.

В конце концов, правильная дозировка – главный фактор не только лечения, но и убийства. Правда, в случае с Толлерсом меня на это уже не хватило.

Второй раз за наше знакомство я увидел на лице Эйзенхарта выражение, которое не мог расшифровать. Было ли в нем удивление? Неверие? Или… жалость?

А если последнюю я не выдумал, то к кому? Ко мне или к нему, лишенному даже самого слабого из даров? Впрочем, спустя мгновение детектив снова надел маску и кривовато улыбнулся.

– Каких только талантов не обнаруживаешь в родственниках, – хмыкнул Эйзенхарт. – Оригинально. Расскажете, как все произошло с Толлерсом, или мне додумать самому? А то я ведь могу.

Я снова пожал плечами. Едва ли его версия будет сильно отличаться от реальности. Однако просьбу исполнил.

– Он невовремя вернулся, – подвел я итог.