Сыщик и канарейка

– Интересно, как М. набирал в свои ряды, – заявил он, указывая на красную нить, натянутую между приколотыми фотографиями. – Смит вырос на одной улице со Стоуном. Стоун познакомился на западном фронте с Вернером Крампсом, они служили в одном дивизионе, и Теричем. Терич еще до армии, в Среме, работал с Хевелем… Это как самозарождающаяся игра, в которой первый салит второго, второй – третьего… М. не надо было их даже искать. Не удивлюсь, если они настолько верили в свою силу и избранность, что сами приводили ему новых шестерок.

– Но он не мог вешать им эту лапшу на уши самостоятельно, – прокомментировал Роббе. – Быки ненавидят подчиняться другим. Они и слушать бы его не стали, если только он сам не бык. А для этого он слишком умен.

– Тут на сцену выходит Николас Хардли, – Виктор выразительно постучал по верхней фотографии. Изображенный на ней мужчина мало походил на остальных. Щуплый, одетый в модный костюм. Только рога выдавали в нем быка. – Правая рука М. в этой авантюре и единственный оставшийся в живых член шайки, находящийся сейчас в Лемман-Кливе. Умен. Для быка – практически гений. Прекрасный организатор, достаточно силен, чтобы повести других быков за собой: в свое время у него была команда из двадцати с лишним таких же, как он, разбойников.

– Подожди, – вспомнил комиссар. – Северный национальный банк в девяносто седьмом – это случайно не он?

– Он. И его верная команда, отправившаяся без него на гильотину. Блестящая операция, хотя и силовая. Но все же не настолько сложная, как у М. Их вычислили, и, думаю, именно тогда М. обратил на него внимание, – Виктор провел пальцем вдоль одной из натянутых нитей. – Он знал Терича, знал Реттига и Хорбольда, погибших недавно. Мог пригласить Крампса: в свое время тот считался учеником Хорбольда.

– Допустим, это он, – комиссар осторожно потряс трубку над пепельницей. – Можешь доказать связь между ним и М.?

Виктор печально покачал головой.

– Едва ли. Она должна быть, иначе бы М. не зачищал территорию так рьяно. Но я ее пока не знаю.

Сквозь старое стекло в оконной раме послышался звон часов на ратушной башне. Если Виктор не обратил на звук никакого влияния, то его начальник достал из кармана луковицу и украдкой посмотрел на время.

– Что дальше?

– Я жду следующего шага. М. себя проявит. Раньше он наводил полицию на своих сообщников; возможно, выберет этот способ снова. Было бы здорово убить таким выстрелом двух зайцев. Нам, я имею в виду, не ему.

– После случая с Гардинером он тебя сильно не любит, – задумчиво протянул комиссар.

– Меня никто не любит, – беззаботно хмыкнул Виктор. – Что с того?

– Однажды он уже пытался тебя убить. Ты об этом думал?

Подчиненный пожал плечами:

– Конечно. Но ты не можешь снять меня с дела или окружить телохранителями, если ты об этом. И не можешь попросить Конрада за мной присмотреть, – замахал руками Виктор. – Знаю, ты сейчас об этом подумал.

Он был прав. Как бы это Роббе ни претило.

– Ты останешься совсем один.

– В этом был план, помнишь?

– План, который вы придумали без меня, – проворчал Роббе и поднялся со стула. – Уже поздно. Отправляйся спать. И еще одно, – он замешкался в дверях. – Если М., как ты думаешь, действительно объявится… Я знаю, ты не захочешь подвергать этой опасности Шона. Возьми с собой кузена. Не иди один.

Виктор, успевший вернуться за свой стол, поднял удивленный взгляд на начальника.

– Роберта? Почему его?

– После смерти того бедняги ты всерьез меня об этом спрашиваешь? – Роббе, знавший, как убивают змеи, едва заметно поежился. – Он может за себя постоять. И за ним…

– Следуют люди Конрада, – закончил фразу Виктор и тут же помрачнел. – Если, конечно, их снова не убьют.

– Ты сам сказал, что у М. не осталось людей в Гетценбурге.

Упрямства Эйзенхарту было не занимать.

– Один еще есть, – возразил он. – И это быков не осталось – другие-то люди, уверен, у него не в дефиците. В крайнем случае снова выйдет на улицу собственной персоной.

– Значит, заодно присмотришь, чтобы конрадовские филеры вернулись домой живыми и невредимыми. Как и твой кузен. Как ты это говоришь, двух зайцев…

– Четырех, – тяжело вздохнул Виктор. – Здесь их как минимум четыре.

Глава 16

Доктор

Многое может поведать о человеке то, как он начинает свой день. Будь это неспешно прочитанная газета, чашка экваторского кофе или кусок хлеба, завернутый в бумагу, чтобы съесть его на бегу, – именно утром, вскоре после пробуждения, мы наиболее ярко показываем свои истинные краски.

Для меня утро состояло из покрытого трещинами потолка, вид которого сопровождал часы без сна, стылой комнаты, особенно непослушных после ночи пальцев и дурного настроения.