– Вы абсолютно правы. Воспитывать детей следует до пяти лет, потом уже перевоспитывают, – воодушевилась я, а Владан сказал:
– Давайте вернемся к недавним событиям. Итак, что вы рассказали Эмме Станиславовне?
– А она вам что рассказала? – нахмурилась Клара.
– По вашим словам, вы видели Юлю в совершенно неподходящей компании.
– Конечно. По-вашему, компания мужика, который ее на тридцать лет старше, для нее подходящая?
– То есть вы видели Юлю в компании взрослого мужчины. И этот мужчина – Геннадий Викторович Борцов?
– Кто ж ее за язык тянул? – прошипела Клара сквозь зубы. – Ничего у нее не держится, надо тут же все разболтать!
Мне хотелось заметить: уж если знаешь такой грех за своей знакомой, отчего бы самой не промолчать? Но делать этого я не стала.
– Вы знакомы с Геннадием Викторовичем? – спросил Владан.
– Еще бы, соседи по даче. Моргуновы, я напротив, потом Борцовы и Эмка, подруга моя. Она меня в этот поселок притащила и со всеми познакомила. «Такие приятные люди», – передразнила она неведомую мне Эмку. – Ничего приятного я в них не нахожу. Мужикам лишь бы от жен сбежать да напиться. Особенно Моргунову. Он с пятницы начинает. В воскресенье жена везет его домой еле живого. А сама дни напролет с книжкой в гамаке лежит. Все читает. Лучше бы за дочерью смотрела, читательница! Борцовы тоже та еще семейка. Генка из себя поэта корчит, стихи нам декламирует. Дай ему волю, уморит стихами-то. Женушка о нем говорит с придыханием: «Благороднейший человек», а то мы этого благороднейшего не знаем. Он чего на ней женился? Книжки свои дурацкие издавать хотел. А кому они нужны? Никому. А она его культурой заведовать пристроила. И вот тебе сразу книжки-коврижки: и должность, и зарплата небось не маленькая. То-то гоголем ходит. Что это вообще за работа такая – культурой руководить? Я понимаю, клубом или театром. А это что? Будь моя воля, всех этих поэтов да читателей отправила бы ямы копать.
– Зачем нам ямы? – буркнула я.
– Затем. Жена Борцова – баба железная. Несладко Генке приходится, и поделом. Он лет шесть назад зазнобу себе завел. Молодую. Тоже стихи писала. Ну и дописались, Катька Борцова их в одной постельке застукала. Этому кобелю сразу по морде, и правильно. Катька с мужем из-за него развелась, родную дочь на папашу оставила, чтобы только Генкины стихи под луной слушать. А этот стервец лыжи к другой навострил! Хотя мужика понять, конечно, можно, Катька старше его на восемь лет и смолоду красотой не блистала, а сейчас – точно паровоз, пять тонн весом. Это ж как ее любить надо, чтоб с такой в одну постель!
– Вы хотите сказать, у Борцова несколько лет назад был роман, о котором узнала жена?
– Конечно, хочу! Да об этом все знали. Девку сразу с работы поперли, Борцова в городе вес имеет, и даже о-го-го какой. Ну и Генке намекнули, мол, ищи, голубь, себе другую работу, если с женой не ужился. Он, конечно, «Прости, дорогая», девку с ее стихами по боку. Той пришлось из города убраться, уж очень она Катьку раздражала. А благоверного Борцова простила, конечно. Как не простить, когда столько времени и сил на него потратила? Да и кто еще на нее позарится? Простить простила, но с Генки теперь глаз не спускает. Если мужик ходок, он просто так не успокоится, вот Катька и боится, что все равно нашкодит при случае, точно кот по весне.
Заподозрив, что до главного в повествовании мы так и не доберемся, я выразительно посмотрела на Владана. Он сидел с отсутствующим видом, не собираясь торопить разговорчивую тетку. Может, это стоит сделать мне? Однако по здравом размышлении я решила повременить. Одна надежда, что когда-нибудь болтовня и ей надоест.
– В общем, Генка – тот еще кобель, – с воодушевлением продолжила Клара. – А Юлька на парней всегда была падкой, можно сказать, с пеленок. Видно, был кто-то в роду из этих самых женщин… сами знаете каких.
– Вы что хотите этим сказать? – не удержалась я.
– То и хочу. Подумалось мне, когда я их увидела: совсем Генка чокнулся и стыд потерял! А соплячка и вовсе безголовая. Мамаша ее книжку читала, «Лолита» называется. Генка ей присоветовал, почитай да почитай. Потом сама же мне про книжку эту рассказывала, а там такие пакости: мужик с девчонкой сожительствовал, с этой Лолитой. Школьница девчонка-то. И нет бы, дуре, у которой своя дочка ее возраста, подумать: с какой такой стати наш поэт ей эту гнусную книжку присоветовал? Нормальный человек стал бы это делать? Нет. Я бы все книжки пакостные сожгла, а тех, кто их сочинял, в тюрьму бы сажала. Напишут черт-те что, а какой-нибудь дурак начитается их творений да и начнет безобразничать.
– Где вы их видели? – вдруг произнес Владан, должно быть, и его терпение лопнуло.
– Генку с Юлькой?
– Да.