Сыщики в белых халатах. Следствие ведет судмедэксперт

Сбежавшего Деда задержали на пятые сутки, когда вычислили, где он может прятаться. И вот какова его история.

Каких-либо достоверных данных о его детстве и жизни до середины 50-х годов не нашли. Деревня, где он родился, была похоронена на дне Волги при заполнении водохранилища. Известна дата его рождения – 1913 год. Приехал в наш городок на строительство таежной железной дороги, будучи хорошим взрывником, и работал три года, а потом сломал ноги. В то время строители жили в этих «царских складах», которые были переоборудованы под общежитие. Пока он лечился, строители уехали и в здание снова вернули склады, куда он и пошел работать. Почти сразу он стал кладовщиком, и его поселили в квартире у торца склада. Году в 62-м он обнаружил ход в подземелье и там нашел ящики с водкой. В 1963 году его пришел шантажировать некий Перл. Кстати, записку от имени этого Перла написал сам Следователь: он в архивах раскопал дело об исчезновении такого гражданина. Кстати, по этому поводу свидетелем проходил и гражданин Лаптев. Но тогда подозрений он не вызвал. А сейчас Дед рассказал, как завел этого мужика в подвал и ударил гирькой по голове. И там он его лежать и оставил. А Дед с тех пор сошел с ума. Временами – как он говорил – этот мужик приходит к нему и требует принести ему водки. И Дедок время от времени покупал ему бутылку и нес в подземелье, уверяя, что часть водки незакрытых бутылок действительно исчезала.

Когда стали в складах гнать спирт, Дед от запаха спирта стал сильно болеть – у него снова появились галлюцинации. И тогда он склад взорвал, рассчитав, что его стена устоит. Вот только в момент взрыва отлетел кусочек камня и пробил ему голову.

– Это мне отомстил тот, убитый, – хихикая, рассказывал Дед. Деда Лаптева, конечно, направили на психиатрическую экспертизу, которая признала его невменяемым, и поместили на принудительное лечение в Атаманово.

Кстати, куда делась водка из этого склада, я так и не узнал. Но одна бутылка, произведенная в 1914 году, врученная мне Прокурором, до сих пор стоит у нас дома.

*

Пастушок на небольшой лошадке важно ехал спереди стада. Чуть позади ехал его дружок, паренек, которому едва исполнилось четырнадцать лет. Тронув поводья, он догнал своего молодого помощника:

– Слышь, Санек, а правда, что дедушка Федор от водки сгорел? – спросил мальчишка своего более старшего друга. – Да?

– Да, в общем, от нее. Только он напился какой-то дряни… метильева спирта вроде. Мучился – страшно. Ну ее, эту водку! – и, шлепнув кобылку, отъехал в сторону и посмотрел на взорванное здание. Там деловито суетились люди, бульдозеры сгребали мусор, а новая крыша ярко блестела в лучах заходящего сентябрьского солнышка.

«Да, – подумал он, – теперь это здание стало похоже на обычный деревенский амбар».

– Смотри, Петя, там вывеску вывешивают. Не видишь, че там написано?

– …так, – приложив ладонь козырьком ко лбу, сказал Петька. – Филиал… ликеро-водочного… а дальше непонятно.

– В общем-то понятно! Опять людей травить будут. Водка сильнее Горбачева, – и, хлестанув коняшку, поехал дальше. Рабочий день подходил к концу.

Братья

Люди могут быть счастливы лишь при условии, что они не считают счастье целью жизни.

Оруэлл

Он открыл глаза и увидел небо, еще темноватое, предрассветное небо, небо без единого облачка. Странно, он не чувствовал ни рук, ни ног. И не просто не чувствовал, он не смог пошевелить даже пальцем руки, да и нога нисколько не сдвинулась с места, когда он попытался шевельнуть стопой. «Их что, нет вообще?» – подумал Он, немного повернул голову, чтобы понять, где он находится, и тут же вспышка острейшей боли погасила и так-то неяркое небо.

Через минуту (а может, через вечность) Он снова открыл глаза и тут же их закрыл от ослепительного луча солнца, клюнувшего его прямо в глаз. Машинально Он попытался прикрыть глаза рукой, но опять рука не шевельнулась, будто ее не было. «А может, их, рук, вообще нет?» – в смятении подумал Он и попытался… вернее, хотел попытаться поднять голову, но вовремя вспомнил о той острейшей боли, что чуть не убила его в прошлый раз, и поэтому он замер. А кстати, где Он? Что с ним? Он попытался вспомнить, но все было пусто, в голове его не было ни единой мысли, было только небо и яркое солнце слева от него. От него? Солнце?

А может, это не солнце? А может, Он… умер??? Ведь у него нет ничего – ни рук, ни ног. Да, но зато есть сумасшедшая боль, и он опасливо заморгал веками. Заморгал! Значит, Он живой. И тут он услышал голос. Обычный человеческий голос:

– Лежит… лежит… живой! – и тут же что-то черное закрыло солнце, и через мгновение это сформировалось в человеческое лицо, и он услышал: