Сыщица начала века

– Думаю, Елизавете Васильевне и приказывать не надобно. Она человек с высокоразвитым чувством долга. Если того потребуют интересы дела, она не только в гости к Марковой со мной в компании отправится, но и… но и… Да я просто затрудняюсь вообразить, чего бы ни сделала госпожа Ковалевская во имя дела!

«Что?!»

Только лишь спершееся и закупорившее мою грудь дыхание не позволило мне выразить свое возмущение громогласно.

Что?! Да чтобы я пошла к любовнице Смольникова, да куда бы то ни было – в его компании? Нет, я еще не лишилась рассудка!..

Но ведь этого требует дело. Я не могу, не имею права отказаться. Моя работа… Но пусть Смольников не думает, что я подчиняюсь с удовольствием! Еще возомнит о себе бог весть что!

– Да, господин товарищ прокурора оказался весьма проницателен и сказал правильно: чувство долга – главный движитель моей натуры, – произнесла я самым сухим и неприязненным тоном, на какой только была способна. – Ради дела я готова на многое – даже выдерживать общество господина Смольникова и разыгрывать вместе с ним комедию. Прибуду к назначенному времени в назначенное место! А пока, с вашего позволения, не вернемся ли мы, господа, к продолжению разговора о необходимых для наблюдения за Вильбушевичами мерах?

– Да я же сказал, что дам для этого людей, – произнес Хоботов с какой-то странной оправдательной интонацией, как если бы я была суровой гувернанткой, а он – нерадивым воспитанником.

– Конечно, только я бы предложила дополнительно воспользоваться услугами барышень-телефонисток, – сказала я. – Они волей-неволей слушают все разговоры: почему бы не обязать их к этому, если вызов поступит от Вильбушевичей или Лешковского? Пусть слушают и записывают.

– Умно… – пробормотал прокурор Птицын. – Умно и хитро. Право, только женщина могла до этого додуматься!

Я уж не стала ему говорить, что только женщина по одному смутному предчувствию могла отправиться к продавщице помады для волос – и получить доказательство соучастия в преступлении. Да и вообще – весь сегодняшний день, от моего явления в контору «Нижегородского листка» до последних минут, проходил сугубо под знаком женской логики!

Вот вам, господа мужчины, и стеариновая свечка!

Нижний Новгород. Наши дни

– Зараза! – взвыл Денисов, отдергивая руку, и Алена увидела, что его палец залит кровью. – О, зараза!

Он тряс левой рукой, правой продолжая прижимать к полу бьющуюся в конвульсиях девушку.

– Ишь ты, кусается! – хмыкнула фельдшерица, с усилием удерживая введенный в вену шприц.

– Алена, помогите! – крикнул Денисов, тряся укушенной рукой. Одному ему было не под силу сдержать больную, обуреваемую эпилептическим припадком.

Алене стало и страшно, и противно, однако она отбросила эти недостойные чувства вместе с сумкой и блокнотом – и кинулась на помощь доктору Денисову.

Что за напасть на эту бригаду! В пятницу их всех кровью залило, сегодня пациентка доктора укусила… Да еще вдобавок заболел Шура Кожемякин, и бригада выезжала с одним фельдшером. Доселе Люба вполне справлялась, но ведь известно, что эпилептики обретают необыкновенную силу во время припадков. Тело больной теперь так и подскакивало, ноги молотили по полу.

– Сядь ей на ноги, быстро!

Алена вскочила верхом на колени девушки, прижала ее пятки к полу.

– Молодец, – не оборачиваясь, сказала Люба, сидевшая на животе пациентки. Голос ее звучал совершенно спокойно, она продолжала медленно и осторожно вводить в вену лекарство. – У меня чуть-чуть осталось, держитесь, ребята.

– Ничего, ничего, – приговаривал Денисов, одной рукой нажимая на лоб больной, другой хватая ее за плечи и пачкая футболку кровью, которая так и лилась из пальца. – Ах ты черт, как больно! Ничего, эпилепсия – это только слово такое страшное, а на самом деле надо просто подождать немножко – и все само пройдет. Главное, чтоб человек голову себе не разбил!

– Отбой воздушной тревоги, – сказала Люба, выдергивая иглу из вены и поднимаясь, и Алена ощутила, что острые колени, только что ощутимо пихавшие ее снизу, ослабели, обмякли. – Дай твой палец, Денисов, посмотрю, что там и как. Мало ли, вдруг у нее СПИД! Наверное, придется еще и противостолбнячную сыворотку ввести.

– Благодарю за службу, – Денисов мельком улыбнулся Алене. Помог ей подняться, а потом протянул руку Любе, которая уже смочила ватку спиртом. – Давай, спасай мне жизнь.

– Что, серьезно может случиться от такого укуса СПИД? – боязливо спросила Алена, поглядывая на его окровавленный палец.

– Ну, у этой-то вряд ли он есть, самое большее, чем она может наградить, это гепатитом, хотя удовольствие тоже никакое, – пояснил Денисов, морща нос. – А СПИД – он ведь передается только через кровь или сперму. А ведь я ее не трахал, только за голову держал. Это вы, барышни, сидели на ней в неприличной позе, словно сущие извращенки!

– Как будто ты не знаешь, что у эпилептиков слюна с кровью перемешана, – буркнула Люба, проворно бинтуя палец.

– Почему? – спросила любопытная писательница, подбирая блокнот и начиная «фиксировать впечатления».