Сыск во время чумы

Между деревянным дворцом и рощей был обширный луг, на котором решено было разбить лагерь, а офицерам отвели помещения в самом дворце. И это вызвало отчаянную суматоху – после пожара 1753 года здание хоть и было наскоро отстроено, однако имущества имело очень мало. Прошли те времена, когда тут устраивали коронационные и прочие обеды.

Генерал-поручик Петр Дмитриевич Еропкин, под чьим началом временно оказалась чумная Москва, ждал Орлова с его экспедицией в Головинском дворце и был найден в парадной столовой, где отдавал распоряжения прислуге. Через помещение то и дело пробегали лакеи с охапками одеял и белья, тащили мебель.

Архаров увидел высокого и худощавого мужчину, слегка сутулого, но плечистого. И по его повадке понял – смолоду был силен, еще и теперь, поди, кочергу узлом завяжет. И лицо приметное – глаза большие, хотя несколько впалые, нос орлиный. Одет генерал-поручик был в простой кафтан и камзол, почти без позумента, но столько достоинства в себе имел, что Орлов, сияющий золотым галуном, орденами и перстнями, рядом с ним был – как деревенский парень, которого портной использует вроде тряпичного болвана, чтобы примерять одежду, которая шьется для его господина.

Он пошел навстречу Орлову и офицерам, несколько прихрамывая, с графом и с Волковым обнялся, прочих приветствовал словесно.

– Что это с тобой, Петр Дмитрич? – спросил Орлов.

– А под дождик попал, – как бы обращая ответ в шутку, сказал Еропкин. – Под каменный. Коли мои депеши государыне читал – так, поди, все знаешь…

– У Спасских ворот? – блеснул осведомленностью Волков. И они заговорили потише – так что Архарову уж было ни слова не разобрать. Тем более, что офицеры, как младшие по чину, стояли несколько в сторонке.

– Встретили нас по-царски, – говорил граф. – Да только многовато было колокольного звона, до сих пор в ушах гудит. Или мне мерещится?

– Нет, все еще звонят, – утешил Еропкин. – Сие не встреча, граф. Москва так от чумы оберегается. Говорят, звон лечит.

– И много ли колокола помогли?

– Да кто их разберет… Сие дело не человеческое, но божеское, нам не понять…

– Вон митрополита – и то не уберегли ваши колокола! Воля твоя, сударь, а только изловить и наказать убийц митрополита надобно, – сказал граф Орлов. – Слыханное ли дело – бунт в Москве!

– Не стоит, люди и так напуганы выше меры, – ответил Еропкин. – И коли ищешь виновника, так он перед тобой. По моей вине погиб митрополит. Наказывай!

– Ну что ты такое плетешь! – воскликнул граф. – Ты, сударь, гляди, при государыне этак не брякни. Ты сделал все, что мог…

– Митрополит, когда бунтовщики взяли Кремль и громили Чудов монастырь, просил у меня пропускной билет за город. Он ждал билета в Донском монастыре, уже переодетый, а я наместо того отправил ему офицера для охраны. Офицера – одного! Моя вина, ваше сиятельство. Я должен был дать митрополиту надежную охрану. Я не предусмотрел этой слепой ярости толпы…

– Да разве ж у толпы зрячая ярость бывает? – горестно пошутил граф. – Уймись, Петр Дмитриевич. Нельзя позволять черни думать, будто Москва может безнаказанно убивать митрополитов. Слава Богу, у нас есть власть и закон.

– Не трать речей, Григорий Григорьевич. Убийц сыскать невозможно, – сказал Волков. – Убила митрополита толпа. И тут же понеслась гулеванить, пить, безобразничать, а потом глядь – и нет толпы. Есть отдельные жалкие людишки, сами не разумеющие, до чего допились и во что ввязались.

– Судить толпу тоже невозможно. А карать толпу… – Еропкин вздохнул. – Она уже получила от меня залп картечи.

– Пусть благодарят, что малой кровью обошлись! – выпалил Орлов. – Убийц искать будем и найдем!

Архаров, слушая это, прекрасно графа понимал. Как усмирять Москву – граф еще не ведал, а вот наказание убийц – дело понятное, и его проще всего провозгласить сейчас главным.

– Ты бы еще подсказал, граф, как искать убийц в здешних чумных трущобах? – возразил Волков. – Да и не велела государыня строго карать. Чуму истреблять велела. Да и еще – они, убийцы, здешнему обывателю свои, родненькие, кто брат, кто сват, ты же, граф, чужой. И люди твои – чужие. А здешние – запятнаны, все батогов боятся. Потому будут упираться до последнего.

– Стало быть, и не тронь? Для чего же мне государыня губернаторские полномочия дала? – граф начал закипать.

– В Москве с начала бунта подвоз провианта был прекращен, народ зол. Мрут – по тысяче в день! Куда везти больных – сами не знаем! – возвысил голос Еропкин. – Несколько больниц разгромлено, врачи убиты! А ты – сыскать убийц, которые, поди, уже на смертном одре вельзевулу душу отдают! Да и кто станет искать?

– А кто должен?!

Еропкин невольно усмехнулся.

– Должна-то полиция. Да только какой с нее ныне спрос? В Москве сегодня полиции, считай, нет. Кто уцелел – те на заставах, охраняют, чтобы чумные по всей России не разбежались. Ну, коли больницы разгромлены – как ты полагаешь?.. Полицейских драгун на посылках двадцать человек быть должно – где они? На съезжих дворах хорошо ежели по два, по три человека обретается, и те нос высунуть боятся. А всего-то тех дворов на Москву – дюжина.