Сыскная одиссея

Денег не хватало катастрофически. Первого числа каждого месяца Тараканов получал 54 рубля. 15 рублей он отдавал за комнату, 10 отсылал матери. На провизию, керосин, свечи, баню, парикмахерскую и на всякие разные мелочи уходило еще 15 рублей. Привыкший к скромной провинциальной жизни Тараканов мог бы и откладывать, если бы не Анечка…

Познакомились они в начале осени. Анна Никитична служила в модном магазине на Морской и в один прекрасный, как потом оказалось, день была послана с заказом на Галерную. Заказчица долго примеривала принесенное платье, и, когда Аня вышла на улицу, было уже темно. Тараканов возвращался в участок из какого-то притона и залюбовался стройной женской фигуркой. Он прибавил шагу, обогнал девушку и взглянул на ее лицо. Лицо фигуре соответствовало, и коллежский регистратор решился заговорить. К его удивлению, барышня разговор поддержала, более того, разрешила ее проводить и от предложения встретиться в воскресенье не отказалась.

С той поры долги коллежского регистратора росли в геометрической прогрессии, хотя Анна Никитична от него ничего особенного не требовала, да и он ее по «Дононам» и «Кюба» не водил. Но не вечно же гулять по улицам! А на острова ни один извозчик меньше чем за полтинник ехать не соглашался. Ну не на конке же, в самом деле, барышню везти? Полтинник извозчику, рубль на двоих за вход, вино, фрукты, цветы, конфекты… Хорошо, когда только одной синенькой бумажкой в вечер отделывался… В ноябре Анюта обмолвилась, что в пальто своем стареньком мерзнет. Полушубок с куньим воротником не только съел все его мизерные сбережения, но и заставил кредитоваться. Но грустил он по этому поводу недолго. Примерив обновку, Нюра так его отблагодарила, что он готов был ей после этого каждую неделю по полушубку покупать. Правда, самому пришлось занять пятьдесят рублей у Кунцевича, чтобы вызволить из ломбарда свое зимнее пальто, сданное туда еще в сентябре. На уплату этого долга пошли все рождественские наградные. А весной Анне Никитичне понадобились новые сапожки…

Тараканов перестал обедать в кухмистерской, утром ограничивался чаем с ситным, вечером ел селедку с картошкой. Но такая экономия помогала не сильно. Он исхудал, пообносился, уже в середине марта снова отнес зимнее пальто в ломбард. Он изломал всю голову, стараясь придумать законный способ получить прибавку к своему жалованью, но так ничего и не придумал. Ремеслами он никакими не владел, давать уроки и заниматься перепиской бумаг у него не было возможности — Аня и так стала упрекать его, что из-за своей проклятой службы он уделяет ей слишком мало времени.

Наконец ему повезло: в располагавшемся в его участке банкирском доме Гинзбурга неизвестный мошенник по поддельной квитанции получил на сто тысяч рублей четырехпроцентных бумаг государственной ренты, принадлежавших купеческой вдове Куприяновой.

Сам факт хищения обнаружили только через месяц после его совершения.

1 мая 1908 года Ефросия Псоевна Куприянова лично явилась в банк и потребовала выдать ей десять тысяч. Деньги вдова собиралась отправить своему беспутному сыну, который, находясь на французских курортах, запутался и засыпал горячо любимую матушку телеграммами со слезными просьбами о незамедлительной финансовой помощи.

Каково же было удивление коммерции советницы, когда от служащего банка она узнала, что никаких бумаг ей выдано быть не может, поскольку все они были получены ее поверенным еще до Пасхи. Вдова возмутилась, стала требовать управляющего. Случился скандал, послали за полицией.

Первоначальным дознанием было установлено следующее:

В понедельник, 24 марта, в канун Благовещения, около одиннадцати часов утра, в контору явился некий помощник присяжного поверенного по фамилии Рудаков, высокий брюнет лет тридцати пяти, предъявил прописанную в меблированных комнатах господина Смирнова паспортную книжку, подлинник квитанции на вклад госпожи Куприяновой, доверенность от ее имени и потребовал выдать ему все принадлежащие вдове бумаги. По существующим в банке правилам выдача процентных бумаг была назначена через два часа после обращения клиента. За это время конторщик снял с принесенных Рудаковым документов копии и распорядился вынуть из хранилища вклад Куприяновой. В час дня Рудаков вновь приехал в банк, расписался в услужливо поданных конторщиком бумагах, сложил ценности купчихи в новенький кожаный портфель, на котором золотом были вытеснены его имя и звание, да и был таков.

Поговорив с управляющим и конторщиком, Кунцевич позвал Тараканова на улицу.