Читаем Сыскная одиссея полностью

— Ну хорошо, а следы?

— Следы пальцев рук на окне?

— Нет, я про другие — следы крови на столе и у двери спальни Тименевой и след под кроватью хозяина.

— Ну и как эти следы обеспечивают алиби Алинского? Как? Да никак! Он действительно что-то искал в столе, ну и что, он после этого не может быть убийцей? И у дверей Тименевой он немного постоял — может быть, его насторожили какие-то звуки на улице или в доме и он на некоторое время затаился? Ну а отсутствие пыли под кроватью тоже объяснимо: может, у Тименева запонка туда закатилась и он лазал ее отыскивать?

Тараканов растерянно молчал.

— Ну что, Осип Григорьевич, уделал я вас?

— Хорошо. А как быть с манишкой? Я сегодня говорил с матерью Алинского, и она утверждает, что изъятая нами манишка сыну не принадлежит, и обе из имевшихся у него манишек — налицо. Я был в магазине, где Алинский их покупал, приказчик сверился по книгам — именно две штуки Алинскому и продали, не более. Он, кстати, так до сих пор и не рассчитался.

— Осип Григорьевич! Вы же опытный сыщик! Какая мать станет свидетельствовать против сына? Были у него одни манишки, поизносились, пообтрепались от стирки, он купил другие, а в тот вечер надел старую. Кровь с нее вы куда денете? А отпечатки пальцев? Давайте подытожим: показания и опознания кондуктора и вагоновожатого конки — раз, то есть даже два, показания и опознания извозчика — три, показания семейства Алинских о том, что он вернулся поздно, — четыре, отпечатки его пальцев на месте убийства — пять, кровь человека на манишке — шесть, сама манишка, найденная в его жилище, — семь! Манишка в доме Алинских как появилась? Вы же сами ее нашли.

— Не я, мой городовой.

— Какая разница! Вы же не приказывали ему ее туда подбросить? Ну и любовь! Любовь Антонины Аркадьевны к Всеволоду Андреевичу, которую она не умела скрыть, и о которой многие поэтому знали, и из-за которой она до сих пор ничего путного нам не говорит! Или вы думаете, что у этой наивной, романтической барышни, почти дитя, были чувства сразу к нескольким мужчинам?

— А что, Антонина Аркадьевна отказывается давать показания?

— Ну почему же! Я ее допросил, и она сказала, что в просонье слышала шум в комнате сестры, которому не придала значения, и более ничего не знает. Но вам надобно было видеть ее лицо во время допроса! Я по ее лицу как по открытой книге читал. Там прямо было написано: знает она того, кто был у сестры в ту роковую ночь, ни малейших сомнений, знает. Да вы сами в этом убедитесь, если на суде ее послушаете. Ну? Вы и теперь убеждены, что Алинский не виноват?

Тараканов совершенно бестактно ответил вопросом на вопрос:

— А что же Алинский любил одну сестру, а крутил с другой?

— Господи, боже мой! По-вашему, такого не бывает? Вы просто Веру Аркадьевну живьем не видели. Против ее чар вряд ли бы кто устоял. Даже я, старый грешник, когда с ней в обществе встречался, старался живот поглубже втянуть и распрямиться. Красива она была, словами не описать! Да-с. Через эту красоту и погибла. Убедил я вас?

— Да, но позвольте, все же еще вопросик. Вы говорили, что поручали проверить счетные книги Тименева, проверили?

— Вижу, что все еще сомневаетесь. Но ничего, на суде побудете, послушаете, все сомнения ваши рассеются. А что касается счетных книг, то да, проверил. Бухгалтер свел баланс и утверждает, что все ценные бумаги и векселя покойного находятся на месте. Тименев был аккуратен в денежных делах и вел подробнейшие записи. Что же касается до наличности, то здесь наш эксперт точной суммы назвать не может, но клянется, что в столе были найдены либо все имевшиеся у хозяина наличные деньги, либо не более чем на несколько тысяч меньше. Да! Раз уж вы ко мне явились, сослужите службу! Я записную книжку Тименева домой брал изучать и позабыл в камеру отнести. Дело у прокурора, он книжку у меня истребовал, а она дома. Я завтра поутру в деревню уезжаю, начальство отпуск мне разрешило, и уже хотел книжку с дворником прокурору послать, а тут вы! Вы не возьмете, не передадите Владимиру Алексеевичу?

— Почту за честь.

Несмотря на ночь и начинавшийся август, на улице и в доме было душно. Распахнутое настежь окно не помогало. Да еще дежуривший в ночь Моисеев притащил какого-то пьяного, который ревел, ругался и никак не мог успокоиться.

Тараканов встал с кровати, прошлепал босыми ногами на кухню, налил из кадки ковш воды, выпил, вернулся в комнату, зажег лампу, достал из кармана пиджака записную книжку Тименева и стал ее внимательно читать.

На одной из страниц он обнаружил следующую запись, судя по дате, сделанную за неделю до свадьбы Тименева: «П. С. — 3000 руб. Взыщу с приданого».

Заснул он только под утро.

8

Утром Тараканов поехал к Павлу Неверову.

Тот принял его нелюбезно, но гнать не стал и даже предложил чаю.

Пока кухарка разливала чай, за столом стояло неловкое молчание. Первым его нарушил хозяин:

— Так чем я все-таки обязан? Следствие, как мне сказали, окончено.

— Окончено, дело передают в суд.

— Тогда я не понимаю цели вашего визита.

— Павел Аркадьевич, я бы хотел поговорить с вами об Алинском. Он же был вашим приятелем?

Перейти на страницу:

Все книги серии Сыскная одиссея Осипа Тараканова

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне