Сыскное бюро Ерожина

– Фридрих, не хочу, чтобы нас видели вместе. Сплетни тебе не нужны. Меня не ищи, я тебя сама найду. Прощай любимый. – Сказала Нора и исчезла. Балет закончился, но профессор не пошевелился. Он сидел, не обращая внимание на аплодисменты, на любопытных, заглядывающих к нему, на то что люстры в зале погасли. Журналисты и балетоманы жаждущие услышать его мнение довольно долго торчали возле двери в ложу, но и они, решив, что маэстро обдумывает рецензию, тактично удалились. Несколько раз являлся администратор и, покашливая, чтобы привлечь к себе внимание рассеянного маэстро, напоминал Мюллеру, что водитель ждет. Но реакции профессора он добился лишь на третий раз. Фридрих Эдуардович разрешил автомобиль отпустить. Ему захотелось пройтись пешком. На улицу Мюллер вышел, когда в театре остались лишь сторожа и дежурные вахтеры. Профессор медленно двинулся в сторону Тверской. Но не успел он сделать несколько шагов, как его нагнал шикарный черный лимузин, из него выскочил водитель в малиновом пиджаке, и распахнул перед профессором дверцу:

– Прошу Вас. – Пригласил он Мюллера и улыбнулся.

– Фридрих Эдуардович водителя вспомнил. Это был мужчина, который принес им с Норой в ложу шампанское. Мюллер поблагодарил и быстро уселся на заднее сидение. Он рассчитывал там увидеть девушку, но кроме водителя в лимузине не было никого.

– А где Нора? – Растерянно поинтересовался пассажир.

– Нора взяла такси, а меня просила дождаться Вас и доставить до подъезда.

– Зачем? Здесь недалеко и я бы с удовольствием прогулялся пешком. – Искренне изумился Мюллер.

– Я на работе. Мне велено Вас доставить и я это сделаю. – Ответил водитель и плавно тронул с места. Он не только доставил профессора до дома, но и проводил его до лифта. И лишь убедившись, что его пассажир поднимается наверх, покинул подъезд. Придя, домой, Фридрих Эдуардович, не снимая смокинга, прошествовал в свой кабинет и достал из потайного ящичка секретера письмо и фотографию Норы. Он не успел перечитать любовное признание девушки, как в дверь позвонили. Звонок был долгим и тревожным. Мюллер вскочил и побежал в переднюю. В дверной глазок он разглядел наряд милиции. Фридрих Эдуардович забыл снять квартиру с охраны, и наряд прибыл по тревоге. Профессор смущенно извинился за свою рассеянность и, дождавшись пока стражи порядка, связались со своей диспетчерской службой и удалились, вернулся в кабинет. Синеглазая Нора на фотокарточке продолжала взирать своими бархатными глазами. Мюллер улыбнулся, отложил снимок и взял в руки письмо.

«Вы меня не знаете. Я люблю Вас с того дня, как увидела. Возможно, девушке и не подобает раскрывать мужчине свои чувства, но мне кажется что в наше либеральное время в этом большой нескромности нет. Я хочу, что бы Вы знали, что на свете есть существо, которое Вас обожает и готово ради Вас на любой поступок.» В который раз перечитал профессор и задумался. Улыбка с его лица постепенно исчезла, глаза погрустнели:

– Мне восемьдесят, ей двадцать пять… – Прошептал старик и, покачав головой, снова взял в руки карточку. Строгий, чуть любопытный взгляд красавицы манил и завораживал профессора. О балетном спектакле, на который придется писать рецензию, профессор не думал вовсе. Да он и не видел его. Ласковые руки Норы, ее мягкие податливые губы заставили знаменитого критика улететь совсем в другие выси. Заснул профессор под утро. Засыпая, он повторял строки любовного признания девушки. Ее послание он уже запомнил наизусть:

«Не смотря на мои двадцать пять лет, я вполне зрелый человек и за свои слова и чувства отвечаю. Поздравляю Вас с прекрасным юбилеем и желаю счастья. Нора».