Сыскные подвиги Тома Сойера. Том Сойер за границей (сборник)

Через несколько дней глухонемой сделался необыкновенно популярен. Он расхаживал от одной фермы к другой, и все соседи очень гордились знакомством с такой интересной личностью. Они приглашали его то к завтраку, то к обеду, то к ужину; они кормили его до отвалу и никогда не уставали таращить на него глаза, удивляться ему, расспрашивать о нем всякие подробности, – до такой степени казался он им необыкновенным и таинственным. Его мимические жесты были всем непонятны, и, вероятно, он сам не понимал их, но продолжал добросовестно играть свою роль, и все окрестное население с удовольствием смотрело на него, слушало, как он издавал отрывистые звуки, похожие на мычание. Он носил повсюду грифельную доску и грифель; ему писали на доске вопросы, а он писал ответы, но его каракули мог разобрать только один Брэс Дунлап. Брэс говорил, что и он не совсем ясно разбирал написанное, но почти всегда угадывал смысл. Таким образом, через Брэса мы узнали, что глухонемой был родом с далекой стороны, что прежде он был богат, но разорился из-за мошенничества людей, которым доверял, и теперь не имеет никаких средств к существованию.

Все хвалили Брэса Дунлапа за то, что он приютил бедного глухонемого. Он позволил ему жить в маленькой бревенчатой хижине, куда присылал ему с неграми все необходимое. Глухонемой бывал нередко и у нас в доме, потому что дядя Сайльс так упал духом в это время и был так печален, что всякое другое существо, пораженное душевным или телесным недугом, возбуждало его сострадание. Я и Том не подавали и виду, что знаем глухонемого; он тоже скрывал это. При нем говорили обо всех домашних делах, вполне уверенные в его глухоте, и мы с Томом думали, что нет никакой беды в том, если он будет знать, что говорится в семье дяди Сайльса.

Прошло несколько дней, и все начали тревожиться насчет Юпитера Дунлапа. Все спрашивали друг у друга, как объяснить его исчезновение. Никто не мог объяснить; все покачивали головами и говорили, что в этом было что-то странное. Еще и еще прошел день, и стала распространяться молва, что Юпитер убит. Вот когда началось волнение! Все языки только и болтали об этом. В субботу два человека отправились в лес, надеясь найти где-нибудь останки убитого. Мы с Томом также заразились всеобщим возбуждением. Том был так взволнован, что не мог ни есть, ни спать. Это было славное, веселое время. Том говорил, что если бы нам удалось найти труп, то мы прославились бы гораздо больше, чем даже если бы мы утонули. Всеобщее возбуждение скоро утихло, и все успокоились, но не так было с Томом Сойером; спокой ствие было не в его стиле. В субботу он всю ночь не смыкал глаз, пытаясь изобрести какой-нибудь план, и к рассвету план был готов. Страшно возбужденный, он стащил меня с постели и сказал:

– Скорее одевайся, Гек, я придумал! Ищейка!

Через две минуты мы уже шли в темноте по берегу реки, направляясь к деревне. У старого Джеффа Гукера была ищейка, и Том хотел попросить у него собаку. Я и говорю Тому:

– Том, следов теперь уже не найти, и, кроме того, ведь ты не знаешь, что их смыло дождем.

– Это все равно, Гек. Если только тело скрыто где-нибудь в лесу, ищейка найдет его. Если он убит и зарыт в землю, его могли зарыть очень глубоко, и как собака подойдет к этому месту, она сейчас же почует его. Гек, мы прославимся, это так же верно, как то, что ты родился на свет!

Он увлекался, и его увлечение росло с каждой минутой. Так всегда бывало с Томом. Он уже высчитал по секундам, когда именно найдет труп, и не только труп, – он выследит убийцу и поймает его; мало того, – он не отстанет от убийцы до тех пор, пока…

– Отлично! – прервал я его. – Но сперва найди труп; я полагаю, что и этого будет довольно на сегодня, потому что, насколько нам известно, никакого трупа не существует и никто не был убит. Этот малый просто мог уйти куда-нибудь и совсем не быть убитым.

Том отвечал мне с досадой:

– Гек Финн, я никогда еще не встречал человека, который умел бы так все портить и отравлять, как ты. Если ты считаешь какой-нибудь случай безнадежным, ты не хочешь оставить надежды никому другому. Ради чего ты выливаешь целый ушат холодной воды на меня и на этот труп и развиваешь эгоистическую теорию, что никакого убийства не было? Твои слова не имеют никакого смысла. Я просто не понимаю, как ты можешь говорить это. Я никогда бы не позволил себе такого, и ты сам это знаешь. Нам представляется счастливый случай сделать себе имя и…

– Полно, Том, – прервал я его, – мне очень жаль, что я так сказал, и я беру свои слова обратно. У меня не было никакой задней мысли. Ты можешь устроить это дело, как хочешь. Труп не составляет для меня никакой важности. Если он убит, я так же рад этому, как ты, а если он…

– Я никогда не говорил, что я рад, я только…

– Хорошо, я так же опечален этим, как ты. Короче говоря, я вполне придерживаюсь твоего мнения.

Но Том уже забыл, о чем мы говорили, и шел впереди задумавшись. Понемногу он опять начал волноваться и вскоре сказал: