Сытин-1. Измена

— Я не сказал, что думаю, будто проект удастся. Сказал только, что Эмори оказалась права насчет ази. Они не изобретали нас — им просто нужны были люди, и как можно быстрее. А начинать обучение лентами лучше прямо с колыбели. Мало ли что случится! Это теперь мы стали эко… экономными.

Итак, снова вспомнились досоюзные времена!

— Прекрати!

— Я ведь не сказал, что не одобряю ее практику. Мы уже превзошли вас численно. Скоро мы возведем особые питомники, где люди станут размножаться, точно сорняки. Но всем найдется применение.

— Пошел к черту!

Грант рассмеялся. Смеяться он любил. Отчасти он потешался из-за спора, который братья Уоррики вели не меньше дюжины раз в день при различных обстоятельствах, а отчасти хотел надавить на психику брата. Но уже становилось ясно, как пройдет день. То был всего лишь штришок в памяти. Рывок в прошлое. Что было — то было. Все равно изъять из архива проклятые пленки не представлялось возможным, ибо они считались собственностью Ари, а Ари считалась теперь настоящей святыней. Впрочем, Джастин уже свыкся с мыслью, что рано или поздно компрометирующие видеозаписи просочатся-таки в информационные выпуски.

Либо в один прекрасный день выяснится, что кое-кто решил более не связывать себя соблюдением прежних договоренностей.

Джордан прикончил и без того обреченную женщину оттого, что проект планировалось навеки сохранить в анналах истории — при условии, конечно, что он себя оправдает. В случае удачи каждая подробность жизни Ари должна была стать объектом научного изучения.

Если бы проект хоть как-то оправдал себя и его результаты и прочие подробности стали достоянием гласности, то стоило надеяться на то, что Джордан добьется возобновления слушаний и переезда хотя бы на Фаргону — после двадцати лет работы над проектом; а это подразумевало, что все, вступившие в сговор для сокрытия содеянного Арианой, все центристы, напуганные перспективой обнаружения связи случившегося с кое-какими тайными делишками радикалов-нелегалов, должны были всеми силами противиться огласке. Под угрозой могли оказаться самые, казалось бы, незапятнанные репутации: Мерино и изоляционистов, Кореина, Жиро Ная, всего Ресиона, Комитета по обороне с его секретами. Правда могла восторжествовать в зале суда, но она не грозила властям предержащим, отправившим Джордана в изгнание в захолустье. Завеса секретности опустилась бы еще ниже, дабы не дать заговорить человеку, управлять которым эти люди уже не могли бы. Как и его сыном — с детской непосредственностью заварившим всю эту кашу и ввязавшимся в непростую игру.

Неудача проекта означала провал, аналогичный провалу затеи с клонированием Бок, единственным результатом которой стало внесение трагической нотки в память об этой великой женщине; это могла быть очень дорогостоящая неудача, одна из тех, о которых Ресион предпочел бы умолчать, — вроде той, когда публике подбросили ложную версию о недавнем убийстве, неверную информацию об изменениях в Ресионе. И уж, конечно, общественность понятия не имела о проекте: в выпусках новостей утверждалось, будто продолжающаяся реорганизация ресионской администрации — следствие смерти Арианы Эмори.

Дальше шла совсем уж несусветная чепуха: якобы согласно завещанию Арианы ресионский комплекс получил ее немалые сбережения, которые планировалось истратить — опять же по воле покойной — на перспективные научные разработки.

Неудача проекта была чревата и политическими осложнениями, в особенности между ресионским начальством и оборонным ведомством; это предстояло скрыть завесе секретности. Трудно было предсказать, что предпримет Жиро Най в целях самозащиты: Жиро был вынужден заниматься претворением в жизнь плана, дабы упрочить свое положение, но в то же время манипуляция с проектом на глазах у военных позволила Наю сосредоточить в своих руках власть даже кое в чем большую, чем у Ари. То была власть, способная заставить людей молчать. И способная использовать в своих целях тайные организации. Окажись Жиро хоть немного умнее и не рухни с таким треском начатый проект, Най мог бы еще долго наслаждаться властью — он даже мог бы рассчитывать дожить до более преклонных лет, чем дожила Джейн Штрассен. А там — случись что — под конец признать неудачу проекта. Жиро мог даже начать осуществление проекта заново, запустить маховик повторно, причем в этом случае явно стремился бы обеспечить себе пожизненное пребывание на посту директора ресионского комплекса. А после — хоть потоп. В самом деле, что Жиро до жизни, которая будет после него?