Сытый мир

И он побежал, выставив вперёд обе руки для зашиты Ветви стегали его по рукам, паутина приклеивалась к волосам, а правую щиколотку он разбил, поранившись о корень.

А это Нечто гналось за ним — синхронно, в тени его шума.

Добравшись наконец до тропинки, мальчик отдышался и попытался придать шагам больше мужественности.

В конце концов, ведь это был его лес.

Зачем, он бежал?

Обернись же! — приказал он себе. Крикни этому Нечто в лицо, как он смеет…

Но в то же время он почувствовал, что если он это сделает то непременно что-нибудь случится. И совсем не обязательно приятное.

Если же он просто пойдёт себе дальше, конфронтации, возможно, удастся избежать. Почему — знала только иррациональная душа убегающего.

Он шёл по тропинке. На гравии топающие шаги преследователя были слышны отчётливее, он пытался попасть в такт с шагами мальчика.

Тогда мальчик стал через каждые несколько метров перетанцовывать, принуждая к этому и преследователя. Однако оглянуться он не отважился.

То была уж точно не красивая девушка и не жареный ягнёнок. Он думал скорее о топоре, зажатом в нервозных руках. Что-то вроде того.

И он снова рванулся вперёд.

Вскоре стало слышно не только шаги, но и тяжёлое дыхание. Дыхание, которое приближалось.

После этого преследование утратило уже всякую элегантность. Так продолжалось с километр.

Мальчик добежал до края леса, увидел перед собой бетонную дорогу, увидел первый фонарь, окружённый роем насекомых, бросился к нему и прислонился, — это было рядом с пустой парковкой открытого бассейна; он отдышался, вытер пот со лба и ощутил нелогичное, ничем не обоснованное чувство, что он спасён.

Почему — знает, как уже было сказано, только душа убегающего.

Но эхо и на самом деле смолкло.

То, что гналось за ним, так и осталось в укрытии леса и больше не преследовало его в освещении цивилизации.

Мальчик дрожал. В нём спорили стыд от того, что он трусливо бежал, с убеждением, что он поступил благоразумно.

Но было ещё и любопытство. Громадное любопытство — узнать, что же скрывалось под этим Нечто.

Он раскрыл свой карманный складной нож и уставился в черноту леса. Может быть, размышлял он, только и нужно было сделать, что повернуть штыки, чтобы из добычи превратиться в охотника?

Но он оставался на месте и дрожал, не решаясь переступить через демаркационную линию освещения, а его сердце так разбухло, что лёгким было тесно в грудной клетке.

Иди же туда! — приказал он себе. — Иди же туда и посмотри!

Но он оставался у фонарного столба как приклеенный пока дрожь не утихла И он уже знал, что это сам лес исторг его из себя.

КНИГА ЧЕТВЁРТАЯ

Я забыл рассказать об одной детали, которую я заметил во время моего путешествия с Рихардом и Лидией. В Риме во время посещения Пантеона я разглядывал мощные коринфские колонны этого здания, посвящённого всем богам/ И на одной из этих колонн, на высоте в пятнадцать метров, торчал футбольный мяч типа «танго», застрявший между завитками и акантусом. Никто не знал, что нужно было этому мячу на такой высоте.

ГЛАВА 19. ЧТО НИ БАК, ТО СМАК

в которой Хаген приезжает в Берлин и пытается найти Юдит

Наступил август. Бодро поскакал через чистилище. Я в аду. Нет, сказать это — значит ничего не сказать. Волны берлинского эфира лопаются от самовосхваляющих песен. Есть ли ещё в мире город, который сочинял бы столько песен о себе, любимом? Фронтовой театр. Оживление труппы на островке Запада. Ну, и как долго это ещё продлится? Стагнация вражественного мира подходит к концу. В распродаже Востока в это лето больше уже никто не мог сомневаться. Хотелось бы думать, что в этом есть скрытые возможности и перспектива! Как только пищеварительный тракт мира приходит в движение и начинается перистальтика кишечника, оптимисты тут же готовы поверить, что это новый шанс избежать повторения периодического кошмара. Но кишечник как был, так и остаётся изнутри коричневым, а то, что из него выходит наружу, скорее вонь, чем ветер, и уж тем более не свежий…

При виде миллионов фиолетовых пожирателей lasciate ogni speranza voi ch'entrate!

Берлин.

Здесь я долгое время жил с засевшей в башке эпилепсией свободы. Швырял камни, как дюжина молодых Давидов, вверх, на балкон кафе «Кранцлер», этого места встречи обывателей с Ку-дамм. Посреди неона и обдираловки были возведены баррикады, и машины полыхали огнём. Как же о таком не вспомнить в приступе ностальгии!

Позднее камни метко попадали в витрины павильонов, торгующих напитками. Спорт порождал неутолимую жажду.