И, наконец, смазанное фото, которое мне прислала бывшая одноклассница: Стас обнимает тонкую девичью фигурку на деревянном мосту, под темными кронами тополей. Если чуть приблизить, то в волосах девушки отчетливо видна моя заколка с бисером.
Трусливое «
Оглядываясь назад, я начинаю понимать, что у нас с самого начала не было ни единого шанса. После разрыва отношений ему не хватило совести приехать и объясниться лично, глядя мне в глаза. Даже сейчас он просто стоит, не пытаясь вмешаться. Трус.
– Что ж, надеюсь тебе он нужен, – наконец произношу я, глядя на сестру. – И, надеюсь, что ты его любишь.
– Это тебя вообще не касается! – злость кипит в ней, выплескиваясь красными пятнами на лицо и шею, ноздри некрасиво раздуваются. Линда вся пылает, и это так странно-противоположно тому спокойствию, которое сейчас ощущаю я.
– Ты права, не касается, – киваю в ответ. – Просто я хочу верить, что ты способна не только
Глаза сестры делаются огромными. Она открывает рот, шумно втягивает воздух, но не произносит ни слова. Просто стоит, испепеляя меня взглядом. Дернув головой, Стас разворачивается и уходит, исчезнув за линией света. Мы не сказали друг другу ни единого слова за эти годы, и от этого, порой, бывает горько. Видимо, мне надо было вернуться, чтобы понять – это не моя вина. Никогда не было моей виной.
– На свадьбе меня не будет. Я уеду, как ты и хотела.
5.
В комнату я возвращаюсь, так и не поев. От голода слегка подташнивает, но головная боль прошла. Да и шампанское, судя по всему, выветрилось, поэтому я решаю уехать, не дожидаясь утра. Мне здесь неуютно – в доме, с людьми, от воспоминаний. Я чувствую себя самозванкой в этой безликой, тихой комнате без единого отпечатка прожитых в ней лет и событий. Одни только стены, пустые и мертвые.
Сложив ноутбук, косметичку и одежду в рюкзак, я снимаю с дверцы шкафа чехол с уже ненужным платьем и выхожу, не оборачиваясь. На первом этаже вновь тихо. У подножья лестницы я медлю, раздумывая, стоит ли прощаться с родителями. Потом представляю поджатые мамины губы, ее колкий, сухой взгляд и то, как папа крутит кончик уса, бормоча что-то себе под нос. И решаю, что нет.
Проходя мимо гардеробной, ноги сами собой останавливаются, рука тянется к дверной ручке – и вот я уже внутри, в залитой мягким светом комнатушке. Передо мной платье, о котором я когда-то грезила, будучи наивной, пылкой и влюбленной. Протянув руку, я касаюсь изящного кружева и легонько веду пальцами вдоль ворота. Оно по-прежнему удивительно красиво. Ткань струится сквозь пальцы – легкая, почти невесомая. Помню, как я представляла себя, идущую босиком вдоль кромки моря: в одной руке ладонь Стаса, в другой – букет душистого горошка. Первое фото молодоженов на фоне бесконечного неба, в том месте, где встречаются Балтийское море и Рижский залив.
В тот день, когда я планировала надеть это платье, должно было начаться будущее, а теперь все достанется Линде. Разве это справедливо?
Поколебавшись, я оглядываюсь на дверь. Потом ставлю на пол рюкзак, скидываю к нему спортивный костюм и осторожно снимаю платье с плечиков. Ткань приятно холодит кожу, ложась волнами до самого пола.
Когда я понимаю, что самой мне никак не дотянуться до крохотных пуговок-бусин на спине, дверь отворяется, и в гардеробную входит Глеб. На мгновение мы оба замираем.
– Однако… – ухмыляется он.
– Дверь закрой! – неловко машу руками я, и он послушно щелкает замком. – Что ты вообще тут делаешь?
– Это моя реплика, – в два шага преодолев разделяющее нас расстояние, Глеб разворачивает меня спиной и, ловко перебирая пальцами, застегивает пуговки. – Прозвучит странно, но платье, как по тебе шито.
– Потому, что так и есть, – не оборачиваясь, говорю я. Провожу ладонями по кружеву корсета, наслаждаясь ощущениями. – Она соврала. Ничего ушивать не пришлось.
– В смысле…Что?
– Это мое платье, – шепотом поясняю я. Меня нелепо веселит, что сказанное сестрой оказалось всего лишь едкой шпилькой. – Я должна была надеть его на нашу со Стасом свадьбу. А теперь его наденет Линда. – Обернувшись, я усмехаюсь. – Забавно, да?
На лице Глеба в комичной последовательности сменяются эмоции, от недоумения до ужаса.
– Ты шутишь? – наконец произносит он. Я отрицательно качаю головой. – Это… просто чудовищно неправильно.
– Как и вся ситуация в целом.
– Стас знает? – тихо спрашивает он.
– Не думаю, что ему есть до этого дело.
– Вот черт…
Пожав плечами, я делаю пару шагов и прислушиваюсь к мягкому шелесту юбок, к ощущению прохлады на коже. Резко оборачиваюсь кругом и ткань взмывает вверх легким облаком. Тут же делаю еще один оборот, но подошва кед скользит на половицах, и я почти падаю, запутавшись в волнах ткани и собственных ногах. Глеб подхватывает меня, удержав за локоть. Улыбается. У него глубокие глаза, теплые и сильные пальцы. Я словно вижу его впервые, иначе, и мне делается неловко от того, что он так близко, а комната вдруг кажется меньше, чем она есть.