– Да, детка, – ответила я, пытаясь избавиться от улик совершённого мной преступления, разлетевшихся крупными и мелкими осколками по всей площадке веранды. Для этого пришлось сходить за шваброй и совком и попасться на глаза Галине Михайловне.
Я мягко отклонила поползновения моей доброй дочери помочь мне и чётко ощущала, что все посетители уставились на меня и наблюдают за моими попытками собрать всё до последнего осколка. Я готова была сквозь землю провалиться в этот момент, но причиной таких ощущений были далеко не посторонние глаза – больше всего меня сейчас смущали глаза цвета изумруда, сверлящие мою спину. Не знаю, за что мне было стыдно больше – за то, что я уронила поднос перед его носом, или за то, что вообще работаю официанткой, но в ту минуту я думала, что ещё никогда в жизни мне не было так противно.
– Ты что, работаешь здесь официанткой и уборщицей в одном лице? – брезгливо спросил Власов, когда я закончила уборку, поставила реквизит на место и вернулась к столику. Я невольно отметила, что идеально сидящий на Марке тонкий бежевый свитер с треугольным горловым вырезом и тёмно-синие потёртые джинсы знаменитого дизайнера стоят раза в три дороже, чем мой месячный заработок.
– Да, – сухо ответила я, стараясь принять невозмутимое выражение лица и не смотреть на него. – Что будете заказывать?
– Мамочка, а ты посидишь с нами? – воодушевлённо спросила Катюша. Она одна из нас троих искренне радовалась этой нечаянной встрече.
– Нет, детка, я не могу, я на работе, – ответила я. – Что тебе принести?
– Клубничное мороженое! – воскликнула дочь.
– Хорошо, – ласково ответила я и нехотя повернула голову в сторону бывшего мужа. – А тебе?
– Капучино, – процедил Власов.
Я быстро принесла им всё, что требовалось, и продолжила свою работу, бегая от столика к столику, убирая опустевшую посуду, разнося новые заказы и вытирая столы, пытаясь не обращать внимания на мелкую дрожь в теле и спазмы желудка на нервной почве. Ну надо же было им прийти именно сюда!
Когда Катя прикончила мороженое, я снова подошла к их столику, хотя мой организм противился перспективе приближаться к Власову на расстояние ближе, чем десять метров, и, как оказалось, не зря.
– Ты для этого уехала из Санкт-Петербурга, Вероника? – проговорил Марк сквозь зубы, чтобы никто больше не услышал его слов. – Чтобы обслуживать посетителей этого захудалого кафе, мыть за всеми грязную посуду и полы?
Я моментально закипела от гнева и у меня возникло непреодолимое желание съездить этому упырю по его наглой красивой морде. Меня остановило лишь то, что я на работе и что рядом сидит моя дочь.
– Детка, увидимся вечером, – обратилась я к Катюше, а затем бросила в сторону Власова, глядя поверх его головы: – Угощение – за счёт заведения, – и резко развернувшись, зашагала прочь.
Вбежав в зал, я прямиком направилась в комнату для персонала, опасаясь разрыдаться на глазах у посетителей. Закрыв за собой дверь, я опустилась на унитаз и дала волю душившим меня слезам. Я чувствовала себя униженной и оскорблённой. Ну как я могла любить этого мерзкого человека? Когда он успел превратиться в подобного монстра, признающего только деньги и власть? Когда он провёл ту невидимую для меня черту социального неравенства, разделяющую нас? Я представила, насколько жалкой выгляжу сейчас в его глазах и зарыдала ещё громче. А ведь когда-то мы были равны, оба учились в университете и строили планы. Только моим планам не суждено было сбыться в тот момент. Я чувствовала, что боль в груди вновь даёт о себе знать. Мне казалось, что все мои старания забыть прошлое и начать радоваться жизни катятся коту под хвост. Ну почему стоит этому засранцу появиться на моём пути, сказать пару слов в мой адрес, и огромная рана на моём разбитом сердце снова начинала кровоточить, у меня всё валилось из рук и я вновь становилась до ужаса неуверенной в себе женщиной?