Знаете момент, когда ты чем-то вспарываешь кожу и сразу же после рассечения инстинктивно стискиваешь этот разрез? Я то же самое сейчас проделываю со своим сердцем. Сжимаю, словно оно, блядь, сию секунду обратно срастется.
На хрена я спрашивал?! Понимаю, что нельзя, и ковыряю рану дальше.
– Тебе нравилось? – голос будто и не мой.
Сухой и ровный. Мертвый.
А внутри ведь все ревом орет.
– Нет, – отзывается Маринка сердито. – Иначе я бы с ним только тебе назло переспала!
Прилетает, как удар кнута по груди.
Я резко дергаю ее руку на себя. Стискиваю, не контролируя силу.
И, встречая увлажнившийся взгляд, мрачно предупреждаю:
– Убью, блядь!
– Кого? – отрывисто выпаливает Чарушина. – Его? Или меня?
– Обоих!
– А сам…
Не знаю, что сказать собирается.
– Молчи!
Не хочу знать.
– А ты не упрекай меня, Дань! Я тебя не упрекаю!
– Я тебя тоже не упрекаю! – рявкаю, глядя исключительно перед собой – в лобовое стекло. – При чем тут это, вообще? Это мои чувства, Марин!!!
– И мои, Дань!!! – отражает она с той же силой. – Думаешь, я не ревную?! Еще как ревную! Так же, как и ты, Дань! Но если мы с этими чувствами не сумеем совладать, долго не протянем!
Тотчас перевожу на нее взгляд. Сначала впиваюсь. Потом лихорадочно мечу им по всему лицу. Сам не знаю, что выискиваю. Просто… Просто я снова в панике.
– В каком смысле не протянем?
– Разойдемся…
Сглатываю и отворачиваюсь. Больше ничего не говорю. По той простой причине, что это ужасное слово застревает в моем мозгу, словно осколок, и я пока не понимаю, что делать, чтобы он, не приведи Господь, не сдвинулся и, на хрен, не убил меня.
37
Когда мы заезжаем во двор, я по машинам понимаю, что Никиты, хвала небесам, еще нет. Честно говоря, испытываю слабую надежду, что уже и не будет.
Мало ли, может, резко какие-то дела нарисовались?
Сегодня реально не до него. Столько всего нужно обсудить с семьей. Да и просто побыть вместе охота. Соскучилась по всем. И особенно остро это ощущаю именно сейчас, оказавшись дома – в месте своей силы.
Едва мы переступаем порог, семья в полном сборе высыпает в прихожую.
Я не знаю, как себя вести. Поэтому вытягиваюсь по струнке и под прицелом изучающих нас взглядов замираю. Даня же, напротив, совершает ряд каких-то бездумных действий: переступает с ноги на ногу, сдвигает бейсболку на затылок, потом и вовсе снимает, нервно мнет ее в руках.
– В общем… – стартует хрипловатым голосом, не размениваясь на приветствия. Прочищает горло и решительно заявляет: – На Рождество мы с Маринкой женимся. А в марте она родит мою дочь.
Я резко прекращаю дышать.
– Та-а-а-ак… – выдает папа с очень долгой растяжкой, пока остальные стоят, тупо отвесив челюсти. Я и снова задышать успеваю, и сто раз умереть. – А вот это уже неожиданно, – заключает крайне сдержанно. Никак не понять настроя. Совсем теряюсь, когда он вдруг поворачивается к остальным и сухо резюмирует: – Все ставки мимо, семья.
– Да мы, как бы, уже… – выдыхает Анж.
– Уже поняли, пап… – заканчивает не менее удивленная Ника. – Но спасибо…
– Слышь? – толкает Тёма, словно какой-то гопник. – С мартом перетопчешься! Рано.
В который раз за сегодня мне за него стыдно становится. И не мне одной, судя по тому, как хватает его за руку Лиза.
– Подождите… – бормочет дрожащим голосом мама. – В марте? До марта шесть месяцев… Получается, ребенок уже есть?
– Ну да, – вроде как спокойно подтверждает Даня. Он еще не догнал, что никто ни черта не понял. – Марина беременна.
– В смысле?? – вырывается у Тёмы со свистом. – В смысле, беременна?! Уже сейчас беременна?
Он, видимо, после разборок на трассе на нервах накатил. Звучит, как фейерверк. Я даже уши ладонями закрываю.
– Господи…
Мама зажимает ладонью рот, но я по глазам вижу, что слезы, которые она пытается сдержать – не результат огорчения. Она в высшей степени растрогана. Это служит для меня стимулом: броситься к ней навстречу, нырнуть в объятия и просто расплакаться.
Все вокруг замолкают.
Только мама гладит меня, целует и приговаривает:
– Девочка моя… Девочка моя… Девочка… Вот что с тобой было… А я уже волновалась… Ну, Данька… Когда успели? – с мягким смехом притягивает его к нам. Чувствую его руку на своей талии. Голову поднять все еще не в силах. – Поспешили, конечно… Но, дай Бог… Дай Бог, чтобы все было хорошо… А я… Я прям счастлива! Свадьба, Данька наш… Еще и внучка! Я вас поздравляю и благословляю!
После этого и остальные присоединяются.
Анж, Ника, папа… Обнимают нас почти без слов. Они все в шоке, но, несомненно, рады. Чтобы это понять, не нужны слова. Это чувствуется.
Когда уже собираемся перебраться всей толпой в кухню, замечаю перешептывающегося чуть в стороне брата с Лизой. Точнее, похоже, на то, что она ему что-то втирает. Построже мамы.
Ну и поделом ему! Я на него сегодня злюсь!
Родители с сестрами уходят вперед, а Даня вдруг ловит меня перед самой дверью. Прижимаясь сзади, обнимает.
– Извини за то, что я по дороге на тебя нападал, – выдыхает мне в волосы. – Я не хочу с тобой расходиться. Никогда.