Сжигая запреты

Закончив с едой, я сажусь за Данин ноутбук и пробую подобрать пароль, чтобы войти в систему. Может, это и неправильно – рыться в чужих вещах. Но я и так все о нем знаю. Все границы личного пространства я уже нарушила. До того как расписала план по его соблазнению.

Итак, я легко вычисляю, сколько знаков нужно набрать, потому как на восьмом активируется кнопка входа. А вот подобрать сами символы не удается никак. В другое время я бы уже психанула. Но сейчас мне, по сути, больше нечем заниматься.

Однажды я видела, как Даня вводил пароль, и использовал он для этого только боковую цифровую панель. Ввожу комбинации всех важных для него дат, однако ни одна из них не срабатывает.

А потом… Дверь распахивается, и в хижину заходит Шатохин.

Едва его взгляд останавливается на мне, я прекращаю дышать. Чувствую себя наделавшим лужу котенком и застигнутым при этом хозяином. Нет, можно, конечно, вскочить и начать кричать, что он не должен был входить без соответствующей записки. Но, черт… После вчерашнего это даже для меня выглядит бредово.

– Ты… – бормочу задушенно, едва удается отлепить язык от неба. – Хмм… Привет.

И после этого… Верхнюю половину моего тела заливает жаром. Можно лишь догадываться, какой оттенок красного я сейчас рекламирую, но что-то мне подсказывает, что бордовый.

Это волнение – не обыкновенное смущение. Это сходу возбуждение, едва я лишь вспоминаю все, что мы творили ночью. Сейчас это даже кажется выдумкой, сном, миражом… Разве такая близость возможна в реальности?

– Привет.

Даня, в отличие от меня, выглядит каким-то чересчур спокойным. Я бы сказала, даже равнодушным. Словно перед тем как прийти ко мне, все чувства отключил.

Что за ерунда?

– Зачем тебе мой ноут?

Он не злится. Но мне все равно становится стыдно. Так бездарно с поличным я ни разу в своей жизни не попадалась. А самое обидное, что ничего и не узнала.

– Мм-м… Я хотела погоду посмотреть. Вдруг вечером снова будет дождь! Нужно быть в курсе и не идти гулять! – выпаливаю первую подвернувшуюся глупость.

Господи, ну почему она насто-о-олько дебильная?!

– Здесь нет интернета, – сообщает Даня тем же безжизненным голосом.

Боже, я в курсе!

– Э-э… А я думаю, дай проверю, вдруг появился!

После этого мне уже реально охота лбом об стол биться. Но я старательно держу лицо и доигрываю роль законченной идиотки.

Шатохин же подходит к столу, за которым я сижу, и вводит пароль.

«18203540…» – несколько раз мысленно повторяю, чтобы иметь возможность запомнить.

А уже после этого прокручиваю каждую цифру отдельно, пока в сознание не проявляется расшифровка.

1 августа 2035 – день рождения Дани.

40 – часть от моего года рождения.

«Интересно получается…» – не успеваю сформировать свое отношение к этому моменту, как взгляд натыкается на еще более очевидный факт Даниного помешательства на мне – моя фотография на его рабочем столе.

– Этому снимку года три, – брякаю невпопад.

Да Боже ж мой! Сегодня, что, день тупости?!

– Года три она здесь и стоит, – информирует Шатохин.

И, наконец, краснеет.

Не думаю, что это смущение… Хотя, возможно, именно оно! Я в принципе любому проявлению эмоций рада.

– Можешь смотреть, что хотела. Мне скрывать нечего.

– Как-нибудь потом… Обязательно!

Даня кивает и идет к холодильнику. Подскакиваю и я.

– Дань, Дань… – опережая, преграждаю ему путь. – Я обед приготовила… Давай поедим, – предлагаю запыханно.

Шатохин замирает. Глядя на меня, прищуривается. Подвох ищет, понятно. Неудивительно.

– Все съедобное, клянусь!

Он… Не смеется, как должен. Не язвит. Не дразнит. Он не делает ничего из того, к чему я привыкла! Лишь кивает и садится за стол.

А я окончательно теряюсь.

Стараюсь не зацикливаться, правда. Но во время обеда Даня продолжает молчать, а во мне нарастает беспокойство. Едва дожидаюсь, пока он доест. Знаю, что голодных мужиков лучше не трогать, а на сытый желудок можно многое выторговать. В кои-то веки использую эти знания, потому как мне действительно очень тревожно становится.

Так вот, как только Шатохин сухо благодарит меня за еду и отодвигает пустую тарелку, выпаливаю:

– Можно я тебя обниму?

Он застывает. Долго не двигается. Даже взгляда на меня не поднимает. Смотрит куда-то вниз, на стол перед собой.

А потом… Кивает.

Я подрываюсь и едва ли не с разбега залетаю к нему на колени. Обвиваю руками и утыкаюсь губами в шею. И лишь дождавшись, когда обнимет в ответ, шепчу:

– Ты чем-то расстроен?

Он вздыхает.

– Нет, не расстроен, – проговаривает так же тихо, как и я.

– Что же такое?

Пауза между нами в принципе не затягивается. Даня не увиливает.

– После Бога разрухи чаще всего приходит Бог стыда и робости…

Именно в этот миг я отчетливо ощущаю его смущение. Мне даже не нужно смотреть ему в лицо.

И я… Я просто делаю все, чтобы не усугублять это состояние.

– А-а-а… – выдаю еще тише. Не задействую голосовые связки, но растягиваю гласные: – После куража у ме-е-еня то-о-оже тако-о-ое быва-е-ет.

Даня снова вздыхает. Тяжелее, чем перед этим. Чувствую, как вместе с этим действием опадает его грудь, и опускаются плечи.