Сжигая запреты

Сглатываю и отворачиваюсь. Больше ничего не говорю. По той простой причине, что это ужасное слово застревает в моем мозгу, словно осколок, и я пока не понимаю, что делать, чтобы он, не приведи Господь, не сдвинулся и, на хрен, не убил меня.

37

Никогда больше без тебя спать не хочу.

© Марина Чарушина

Когда мы заезжаем во двор, я по машинам понимаю, что Никиты, хвала небесам, еще нет. Честно говоря, испытываю слабую надежду, что уже и не будет.

Мало ли, может, резко какие-то дела нарисовались?

Сегодня реально не до него. Столько всего нужно обсудить с семьей. Да и просто побыть вместе охота. Соскучилась по всем. И особенно остро это ощущаю именно сейчас, оказавшись дома – в месте своей силы.

Едва мы переступаем порог, семья в полном сборе высыпает в прихожую.

Я не знаю, как себя вести. Поэтому вытягиваюсь по струнке и под прицелом изучающих нас взглядов замираю. Даня же, напротив, совершает ряд каких-то бездумных действий: переступает с ноги на ногу, сдвигает бейсболку на затылок, потом и вовсе снимает, нервно мнет ее в руках.

– В общем… – стартует хрипловатым голосом, не размениваясь на приветствия. Прочищает горло и решительно заявляет: – На Рождество мы с Маринкой женимся. А в марте она родит мою дочь.

Я резко прекращаю дышать.

– Та-а-а-ак… – выдает папа с очень долгой растяжкой, пока остальные стоят, тупо отвесив челюсти. Я и снова задышать успеваю, и сто раз умереть. – А вот это уже неожиданно, – заключает крайне сдержанно. Никак не понять настроя. Совсем теряюсь, когда он вдруг поворачивается к остальным и сухо резюмирует: – Все ставки мимо, семья.

– Да мы, как бы, уже… – выдыхает Анж.

– Уже поняли, пап… – заканчивает не менее удивленная Ника. – Но спасибо…

– Слышь? – толкает Тёма, словно какой-то гопник. – С мартом перетопчешься! Рано.

В который раз за сегодня мне за него стыдно становится. И не мне одной, судя по тому, как хватает его за руку Лиза.

– Подождите… – бормочет дрожащим голосом мама. – В марте? До марта шесть месяцев… Получается, ребенок уже есть?

– Ну да, – вроде как спокойно подтверждает Даня. Он еще не догнал, что никто ни черта не понял. – Марина беременна.

– В смысле?? – вырывается у Тёмы со свистом. – В смысле, беременна?! Уже сейчас беременна?

Он, видимо, после разборок на трассе на нервах накатил. Звучит, как фейерверк. Я даже уши ладонями закрываю.

– Господи…

Мама зажимает ладонью рот, но я по глазам вижу, что слезы, которые она пытается сдержать – не результат огорчения. Она в высшей степени растрогана. Это служит для меня стимулом: броситься к ней навстречу, нырнуть в объятия и просто расплакаться.

Все вокруг замолкают.

Только мама гладит меня, целует и приговаривает:

– Девочка моя… Девочка моя… Девочка… Вот что с тобой было… А я уже волновалась… Ну, Данька… Когда успели? – с мягким смехом притягивает его к нам. Чувствую его руку на своей талии. Голову поднять все еще не в силах. – Поспешили, конечно… Но, дай Бог… Дай Бог, чтобы все было хорошо… А я… Я прям счастлива! Свадьба, Данька наш… Еще и внучка! Я вас поздравляю и благословляю!

После этого и остальные присоединяются.

Анж, Ника, папа… Обнимают нас почти без слов. Они все в шоке, но, несомненно, рады. Чтобы это понять, не нужны слова. Это чувствуется.

Когда уже собираемся перебраться всей толпой в кухню, замечаю перешептывающегося чуть в стороне брата с Лизой. Точнее, похоже, на то, что она ему что-то втирает. Построже мамы.

Ну и поделом ему! Я на него сегодня злюсь!

Родители с сестрами уходят вперед, а Даня вдруг ловит меня перед самой дверью. Прижимаясь сзади, обнимает.

– Извини за то, что я по дороге на тебя нападал, – выдыхает мне в волосы. – Я не хочу с тобой расходиться. Никогда.

Оборачиваясь, случайно ловлю Тёмин взгляд. Щурится, но подлетать к нам, слава Богу, не спешит. Наблюдает, пропуская то, что продолжает объяснять ему Лиза.

– Ладно, – говорю тихо, заглядывая Дане в глаза. – А почему ты так сказал?

– Как?

– «Родит мою дочь»?

Он… Да, он краснеет.

– Не знаю, – пожимает плечами и, облизывая губы, уводит взгляд выше моей головы. – Просто сказал.

– Угу… – хмыкаю я. Надо подумать, что это значит, раз он сам не может объяснить. – Ну, пойдем тогда. Ты, наверное, голодный, – тяну за руку в кухню. – Ничего ведь по прилету не ели…

Но не успеваем мы сесть за стол, как папа озадачивает вопросом:

– А что у тебя с лицом, Даниил?

Приправляет все задумчивым взглядом.

– Комары покусали. Расчесал, – выдает Шатохин, ни разу не моргнув.

– Это не те ли самые, что Тёмычу «казанки», глаз, ухо и полщеки погрызли?

– Папа… – выдыхаю я, чтобы как-то тормознуть эту тему.

Даня же сглатывает и виновато опускает взгляд. Впрочем, брат тоже напряженно застывает.

– Чтоб больше такого между вами не было, – все, что требует папа, обращаясь к обоим. И сразу переводит внимание на маму: – Шампанское открываем?

– Конечно! Давайте, не сидите. Налетайте, пока все теплое!