Т. 04 Дорога доблести

— Спросите его, где она?

— Босс, святой Александр страдает. Он хочет знать, где она. Да, я скажу… — Святой Петр повесил трубку. — Ни на небесах, ни на Земле. Ответ вычисли сам. И, поверь, мне очень жаль.

Должен сказать, что святой Петр проявил бесконечное терпение, разговаривая со мной. Он сказал, что я могу поговорить лично с любым из Троицы, но напомнил, что, проконсультировавшись с Духом святым, мы, фактически, побеседовали и с остальными. Петр проверил последние списки воскресений, списки поднявшихся из могил, список, содержащий сведения о всех прибывших с тех пор… Петр заметил, что ни один результат компьютерного поиска пока не смог опровергнуть незыблемую правильность ответов самого Бога, высказанных устами Духа святого. Это я понял — и согласился, хотя и был рад, что компьютерный поиск все же продолжается.

— А как насчет Земли? Не может она жить где-нибудь там? Например, в Копенгагене?

— Александр, он всеведущ на Земле так же, как на небесах. Неужели ты не понимаешь?

Я глубоко вздохнул:

— Я пытался не замечать очевидного. Ладно, тогда скажите, как мне отсюда добраться до ада?

— Алек, не смей так говорить!

— Черта с два! Петр, вечность без нее здесь не будет для меня вечностью блаженства, это будет вечность тоски и горя. Или вы, может быть, воображаете, что это идиотское роскошное сияние над головой для меня что-то значит, если мне известно, что моя любимая горит в бездне огненной? Я многого не просил. Только разрешения жить с ней. Я соглашался мыть тарелки всю жизнь, лишь бы видеть ее улыбку, слышать ее голос, держать ее руку в своей. Ее бросили в ад из-за какой-то придирки, что вам отлично известно! Наглые снобы ангелы живут тут, не сделав ни черта, чтоб заслужить это право. А моя Марга, которая и есть истинный ангел, если только таковые вообще существуют, из-за какой-то дурацкой игры в правила сброшена в ад на вечную пытку! Можете сказать Отцу и его сладкоречивому Сыну, и этому пролазе — Духу святому, что они могут взять свой пышный Святой град и засунуть его… Если Маргрета в аду, я хочу быть там.

— Прости его, Отец, — взмолился Петр. — Он потерял голову от горя и не ведает, что говорит.

Я уже слегка успокоился.

— Святой Петр, я прекрасно ведаю, что говорю. Я не хочу тут оставаться. Моя возлюбленная в аду, а потому я хочу быть там же. Там, где я должен быть.

— Алек, ты переживешь это горе.

— Вы просто не можете понять, что я вовсе не желаю переживать это горе. Я хочу быть вместе со своей возлюбленной и делить с ней ее судьбу. Вы говорите, что она в аду…

— Нет, я сказал, что ее нет ни на небесах, ни на Земле, и это точно.

— Ну а разве есть четвертое место? Может быть, чистилище или как его там?..

— Чистилище — миф. Четвертого места я не знаю.

— Тогда я хочу немедленно уйти отсюда, чтобы перерыть весь ад и найти Маргрету. Как это сделать?

Петр пожал плечами.

— Черт побери, не давайте вы мне от ворот поворот! С самого дня хождения по углям меня все время все гонят и гонят. Я что — заключенный?

— Нет.

— Тогда скажите, как мне попасть в ад?

— Ладно. Но сияние в ад брать нельзя. В нем тебя туда не впустят.

— А мне оно и не больно-то нужно. Вперед!

Я стоял на пороге врат Иуды в обществе двух ангелов. Петр со мной даже прощаться не стал — думаю, он во мне разочаровался.

Мне стало как-то не по себе: ведь Петр мне ужасно нравился. Жаль, не удалось его убедить, что для меня небеса — не небеса без Маргреты.

Я стоял на краю.

— Прошу вас передать святому Петру…

Они проигнорировали мои слова, схватили с обеих сторон и швырнули вниз.

Я падал.

Падал стремительно и долго.

24

О, если бы я знал, где найти Его,

и мог подойти к престолу Его!

Я изложил бы пред Ним дело мое,

и уста мои наполнил бы оправданиями.

Книга Иова 22,3-4

Я падал и падал.

Для современного человека один из наиболее труднопредставимых аспектов вечности определяется тем, что человек привык к непрерывному течению времени. А без часов, без календарей, при отсутствии даже смены дня и ночи, фаз луны или времен года движение времени становится понятием чисто субъективным, и вопрос «Который час?» отражает всего лишь мнение, а вовсе не непреложный факт.

Думаю, я падал больше двадцати минут — допускаю, что падение продолжалось не более двадцати лет.

Но пари ни на ту, ни на другую цифру я бы заключать не стал.

Любоваться мне было нечем — разве что обратной стороной собственных глазных яблок. Не было видно даже, как тает вдали Святой град.