Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены

— Вы в самом деле совершили ошибку, — вмешался я. — Огромную ошибку. Но и я до сих пор заблуждался, хотя сказанное мной вовсе не было красным словцом. Теперь я всерьез настаиваю, чтобы мне сделали ампутацию и чтобы вы взяли обратно свою ногу. Именно свою\Посмотрите-ка сюда, вы все, и посмотрите туда. Сперва на мою ногу, а потом — на его правую ногу!

И ни один из них не усомнился в моей правоте. Из четырех мужских ног, находящихся рядышком, три были совершенно однотипны: две ноги Лазаруса и моя «новая». Четвертая же была той, которая принадлежала мне от рождения. Она совпадала с остальными лишь размером, но не цветом кожи, волосатостью, строением, любой другой деталью!

Когда Лазарус стал талдычить о цене ноги, меня это просто обидело. Но теперь, обнаружив, что он и есть тот самый анонимный донор-благодетель, оказавший свою милость помимо моей воли, я не смог этого вынести.

Я злобно посмотрел на него.

— Доктор, без моего ведома и согласия вы поставили меня в неприемлемое положение вашего должника. И я не желаю его терпеть дальше!

Меня просто трясло от негодования.

— Ричард, Ричард, ну, пожалуйста, успокойся, — почти закричала Хэйзел.

Но и я кричал свое. Та красно-рыжая старшая леди поспешила ко мне, склонилась и прижала мою голову к своей материнской груди. Она, как бы баюкая меня, стала нежно приговаривать:

— Нет, Ричард, нет! Вы не должны так волноваться!

Мы ушли оттуда поздно. Нас уговорили остаться на ужин, так как хозяева не могли отпустить нас столь расстроенными.

Хэйзел и Морин (милая старшая леди, успокоившая меня) старались уверить, что стоимость операции и лечения нисколько не должна меня тревожить, поскольку Хэйзел полностью погасила ее со своего депозита в местном банке (что подтвердила и Тийна), а если понадобятся дополнительные расходы, то Хэйзел вполне способна и желает оплатить и их.

(Я подумал, что моей любимой следовало бы это сделать сразу же через Тийну, но решил не докучать ей своими соображениями. К черту это (TANSTAAFL) — вот основная истина, но правда и то, что «нищий не выбирает»! А в тот момент я и был нищим. Не слишком-то выигрышная позиция для торговых сделок и препирательств.)

Что же касается злополучной ноги, то, согласно незыблемым местным обычаям, «запасные части» — руки, ноги, сердца, почки и так далее — не продаются и не покупаются, они лишь материал и приложение к хирургическому сервису, за который, собственно, и выписывается счет.

Галахад тоже подтвердил это правило.

— Мы это делаем, чтобы избавиться от «черного рынка». Я бы мог назвать вам некоторые планеты, где действительно есть такой рынок, а это означает, что подходящая печень наверняка связана с убийством донора. У нас такое полностью исключено. Лазарус самолично утвердил наш кодекс более полувека назад. Мы покупаем и продаем что угодно, за исключением человеческих органов, а тем более — их носителей! — он прибавил с усмешкой: — Есть и еще одно соображение, благодаря которому не стоит переживать. Вы же не могли ничего сказать в то время, когда наша команда «приторачивала» ногу к вашей культе. Но теперь никто не станет ее отхватывать… если только вы сами не соберетесь провести такую операцию с помощью складного ножа. Реампутация на Терциусе исключена, впрочем, коли вы сами решитесь выступить в роли хирурга, то, пожалуйста, пригласите меня: я с большим интересом понаблюдаю!

Он выговорил последние слова настолько серьезно, что Морин даже выбранила его. (Впрочем, и я не уверен, что он шутил.)

И все же возникшая ситуация в корне изменила намерения Хэйзел. Лазарус проговорился, что его поползновения базировались на предварительно разработанном и согласованном с высшими инстанциями плане. Просто он не сумел доказать, что этот план — не дурацкая и смешная затея. А вот если бы этого захотела Хэйзел (вернее, если бы она так прямо и сказала), да вообще, если бы она захотела от меня чего угодно, — я бы не смог устоять, точно так же, как не устоял перед Гретхен ее папочка Джинкс Гендерсон.

Правда, обо всех этих тонкостях Лазарусу было невдомек. Мне кажется, его попросту снедала жажда выглядеть «самой большой лягушкой в болоте». Он полагал, что должен быть женихом на каждой свадьбе и покойником на каждых похоронах. Единственное, на что он не претендовал, — это его собственная сущность, парень из деревни с соломой в волосах и навозом между пальцами ног.

(Если случайно показалось, что я не в восторге от Лазаруса Лонга, то мне с этим вряд ли стоит спорить!)