Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены

— Он — ирруматор, она — феллатриса, на заднем плане — Везувий. Отец, правда, говорил, что совсем не важно, как они называются — это просто мальчик и девочка, открывающие, что от секса можно получать удовольствие. И тут не только удовольствие, говорил он, а есть еще и большое преимущество: если она обнаружит, что от него плохо пахнет, то может вспомнить, что ей пора спать — спокойной ночи, Билл. Нет, мы не сможем увидеться в следующую субботу. Больше вообще не приходи — я ухожу в монастырь. Мне приходилось так поступать, Брайни, с теми, у кого дурно пахло от пениса. Один из них был говардский кандидат. Фу! Отец говорил, что дурной запах — не обязательно признак болезни, но шанс на то есть… и если его неприятно целовать, то и в себя совать неприятно, — я перевернула страницу, — Та же ситуация, только теперь comme ci, а не comme са [103]. Куннилинг. Еще одно дурацкое слово, говорил отец — это просто поцелуй. Самый сладкий из всех… а можно еще комбинировать его с предыдущим, образуя цифру 69 — soixante neuf. Чего только не испытываешь, целуя так друг друга одновременно и сосредоточившись на этом. Ага! Вот этого отец не одобрял.

— Я тоже. Предпочитаю девочек.

— Но это можно проделать и с женщиной. Отец говорил, что кто-нибудь когда-нибудь может захотеть сделать это и со мной, и я должна заранее обдумать, как к этому отнестись. Говорил, что в этом нет ничего аморального или нехорошего — но этот способ грязный и физически опасный. (Мы с Брайни вели этот разговор в 1906 году, задолго до того, как появление СПИДа сделало занятие гомосексуализмом опасным. Но если мне будет любопытно испробовать, он должен пользоваться презервативом и действовать очень медленно и очень нежно — иначе я разорюсь на меха для жен проктологов.

— Резонно. Дальше, пожалуйста.

— Любимый…

— Да, Мо?

— Если ты захочешь это проделать со мной, я согласна. Я нисколько не боюсь, что ты причинишь мне боль.

— Спасибо. Ты глупая бабенка, но я тебя люблю. Мне еще не надоела твоя другая дырочка. Давай дальше — уже очередь стоит на второй сеанс.

— Да, сэр. Эта картинка, должно быть, задумана как юмористическая: муж застает свою жену за любовной игрой с соседкой — посмотри на его лицо. Брайни, я не подозревала, как много удовольствия может доставить женщина, пока за меня не взялась Джейн. Она такая ласковая — просто ужас.

— Знаю. Просто ужас. И Хэл тоже. Просто ужас.

— Да? Я, наверное, кое-что проспала. Поехали дальше. Не понимаю, Брайни, зачем женщины пользуются муляжами, когда их вон сколько вокруг — настоящих, живых и теплых, приделанных к мужчинам. А ты понимаешь?

— Не у всех такие возможности, как у тебя, любовь моя. Или такие таланты.

— Благодарю, сэр. Вот опять куннилинг, на этот раз две женщины. Брайни, почему русалки считаются символом лесбийской любви?

— Не знаю. А что говорил на сей счет твой отец?

— Он тоже не знает. А вот этого он решительно не одобрял. Говорил — тот, кто припутывает к сексу хлысты, цепи и прочее, не в своем уме и его следует держать подальше от нормальных людей. Ну, дальше ничего особенного, просто еще одна поза — мы такую пробовали. Для разнообразия можно, но не каждый день. А эту картинку отец называл «Экзамен гетеры, или Три пути доллара». Как ты думаешь, девочек Энни Чамберс тоже так экзаменуют? Я слышала, они считаются лучшими по эту сторону Чикаго — а может, и Нью-Йорка.

— Слушай, лапушка. Я ничего не знаю о мадам Чамберс и ее девочках. У меня не хватит денег и на тебя, и на Энни Чамберс, даже с помощью Фонда. Так что борделям я финансовой помощи не оказываю.

— А в Денвере, Брайни? Впрочем, нет… мы условились, что я не спрашиваю об этом.

— Мы об этом не уславливались — спрашивай себе на здоровье. Ты расскажешь перед сном сказочку мне, а я тебе, а потом поиграем в доктора. Вот хорошо, что ты спросила меня про Денвер. В Денвере я встретил толстого мальчишку…

— Брайни!

— …у которого была потрясающая старшая сестра, соломенная вдова чуть помоложе тебя, с длинными стройными ногами и натуральная блондинка: волосы цвета меда до пояса, чудный характер и большие твердые титьки. Я спросил ее, как она насчет…

— Ну, дальше. Что она сказала?

— Сказала «нет». Золотко, в Денвере я слишком устаю для того, чтобы искать приключений — с меня довольно мамаши Большой Палец и четверых ее дочек. Они мне по-своему преданы, и их не надо сперва угощать обедом и водить в театр.

— Врешь! Как зовут ту блондинку?

— Какую блондинку?

Только что придумала, как передать с Пикселем весточку. Прошу меня извинить — сейчас я ее приготовлю, чтобы Пиксель не застал меня врасплох, когда придет.

9 ДОЛЛАРЫ И ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ

Где этот проклятый кот?

Нет-нет, Пиксель, мама Морин не хотела так говорить. Она просто волнуется и расстраивается. Пиксель хороший мальчик, чудный мальчик — все это знают. Только где же тебя черти носят как раз тогда, когда ты нужен?