Т.1. Избранная лирика. Груди Тиресия. Гниющий чародей

Бог дровосеков и богиня молнии,
О чем полет орлиный говорит?
О том, что та, чьи груди мы запомнили,
Сегодня чародея умертвит.

Пусть за орлом, летящем к солнцу в темени,

Следит тот бог, что покарает нас, —
А мне желанней ворон, что на темени
Сидит во тьме и склевывает глаз.

О черный ворон, прядающий в сторону,

Нашел ли ты холодный свой менгир^{107}?А в тесной яме что желанней ворону,
Чем этот труп гниющий, этот пир?

Мой дом на море, твой на горной тверди, и

Теперь мы разойдемся по домам,
Но прежде, брат, мне поклянись в бессмертии:
Мертв чародей, любовь осталась нам.

Друиды распрощались друг с другом; Моргана все окликала Мерлина, и чародей, который был мертв, но чья душа оставалась живой, сжалился над своей подругой. Он заговорил, однако озерная дева, по-прежнему неподвижно сидящая на могиле, не услыхала ни звука.

Голос мертвого чародея

Я мертв и хладен. Но твои миражи могут сгодиться и для покойников; прошу тебя, оставь на моей могиле запасы еды, чтобы мой голос мог ею насытиться. И пусть она будет разной — та на день, а та на ночь, та на зиму, а та на лето, та одного цвета, а та другого, той крошка, а той кусок. Возвращайся в замок Безвозвратный на горе Гибел — и прощай! Потешь себя вволю, а когда на своих кораблях приплывут к тебе мореходы, расскажи им о моей славе. Расскажи им о моей славе, ведь ты знаешь, что я был волшебником и пророком. Не скоро теперь появятся на земле чародеи, но времена их вернутся.

Моргана услышала Мерлина. Не смея ему отвечать, она сотворила над его могилой миражи разнообразных яств, невидимых озерной деве. А потом вернулась на гору Гибел, в свой замок Безвозвратный.

Торжественная речь первого друида

^{очень далеко, на берегу Океана}

Про все, что на слуху, я этой арфе вслед
Спою — про вас троих на берегу, про сходство
Менгира с божеством: восстав, глядит на свет
Бог, без тестикулов познавший детородство.

Я от коровьих губ прибоя ослабел,

Как бедра, берега им распахнули устья,
И воткнуты дубы в сухую плоть омел;
Трех жриц на берегу один познать берусь я.

Крестясь, к вам моряки плывут в недобрый час,

Крещенные, они — как дикий рой без улья.
Пловцы скорей умрут, но не достигнут вас,
Их руки над водой, как символы безумья^{108}.

Сумерки уже охватили весь лес, глухой и темнеющий. Однако за лесом ночь была светла, а небо покрыто звездами. Второй друид шел на восток, направляясь к высокой горе. И, поднимаясь на нее, он увидел вдали город, окруженный стенами и сверкающий огнями. Тогда с горной вершины взлетел орел и стал парить над этим пылающим городом. На арфе друида лопнула струна — это был знак, что один из богов умер. Другие орлы присоединились к первому и, подобно ему расправив крылья, застыли над далеким сверкающим городом.

Торжественная речь второго друида

^{очень далеко, на полпути к вершине горы, на отвесной тропе}

Бледнеют в небесах поддельные богини,
Зенит одной звездой свинцовой оперен.
Львы Мавритании рычат в своей пустыне,
И клювами пробит орлиный аквилон^{109}

.

Внизу ползет, как плющ, расплющенное солнце

Большого города, где заполночь светло.
Что ослепленному тем светом остается?
Ждать, чтобы истинное солнце все сожгло.

Между тем в лесу по-прежнему искали Мерлина. Порою доносился пронзительный и в то же время стройный звук — это бог Пан играл на флейте, погоняя стадо прелестных сфинксов.

Стадо сфинксов

Ночь в этом лесу подобна киммерийскому мрак^{110}у. А мы загадыватели загадок, все ищем. Мы усмехаемся. Один требует разделить радость на двоих, а получается третий. Отгадывай, пастух!

Несколько сфинксов

А если он падает, уже ничего не поделать — ни наслаждаться нельзя, ни страдать. Отгадывай, пастух!

Сфинксы