Т. 2. Ересиарх и К°. Убиенный поэт

— Посмотри на нас, Ильзе! Мы изображаем Семь Смертных Грехов, это правда, Но те, кто нас вырезал и разрисовал, не имели коварного намерения сделать нас Смертными Грехами. Посмотри на нас! Мы — простительные грехи, даже не грехи, а прегрешеньица. Мы не пытаемся соблазнить тебя. Напротив! Мы ведь так уродливы!

Добродетели Теологические и Мирские, держась за руки, словно хотели закружиться в хороводе, пели:

— Ringel, Ringel, Reihe[9]. Мы изображаем добродетели. Посмотри на нас! Улыбнись нам! Ты прекраснее нас всех! Ringel, Ringel, Reihe.

* * *

У Ильзе был кузен, который учился в Гейдельберге. Его звали Эгон. Он был высок ростом, белокур, широк в плечах и мечтателен.

Молодые люди встретились в Дрездене во время каникул и полюбили друг друга. Они признались друг другу в любви перед картиной Рафаэля, несравненной «Сикстинской Мадонной», которую Ильзе напоминала ангельскими чертами лица. Эгон попросил руки Ильзе, но ее отец, естественно, обещал дать согласие лишь тогда, когда у жениха будет положение в обществе и состояние.

Вернувшись в Гейдельберг, в свободное от дуэлей и занятий время, молодой человек любил ходить мимо замка по аллее Философов, чтобы в одиночестве помечтать о том, как добыть состояние, благодаря которому он получит и любимую кузину.

* * *

Однажды в январе, в воскресное утро, он пошел послушать проповедь. Пастор говорил о волхвах — восточных мудрецах, которые пришли в пещеру, чтобы увидеть новорожденного Иисуса… Он процитировал стих из Евангелия от Матфея, где ничего не сказано ни о числе, ни о положении этих благочестивых особ, принесших Иисусу в дар золото, благовония и миро.

После этого Эгон уже не мог думать ни о чем, кроме этих восточных мудрецов, которых, хотя он и был протестантом, представлял себе в соответствии с католической легендой в облике трех коронованных особ, носящих имена Гаспар, Балтазар и Мельхиор. Эти цари-волхвы — двое белых по бокам, темнокожий посредине — все время стояли перед его глазами, и все трое несли в руках золото. А несколько дней спустя они уже обрели черты и одеяния колдунов-алхимиков, превращающих в золото все, к чему прикасались на своем пути.

Вся эта фантасмагория вызвана была в его сознании страстью к золоту, которое позволило бы ему жениться на кузине. Он перестал есть и пить, как будто у него, нового Мидаса, вместо съестного были лишь золотые слитки^{73}, в которые все вокруг превращали астрологи, — те самые, чьи останки покоились в Кельнском соборе, чем собор очень гордился.

Он перерывал библиотеки, разыскивая и изучая все книги, в которых хоть что-нибудь говорилось о волхвах, — Беду Достопочтенного^{74}, старинные легенды и всех современных авторов, без конца спорящих между собой о подлинности четырех Евангелий. А когда выходил оттуда, в голове у него были только мысли о золоте.

— Какое, должно быть, безмерное богатство являет собой это сокровище! — говорил он себе. — И ведь нигде не сказано, что оно было роздано, пущено в дело, растрачено, спрятано или найдено…

И вот однажды вечером он признался себе, что жаждет во что бы то ни стало заполучить сокровище царей-волхвов! Кроме счастья, эта находка принесла бы ему неоспоримую славу.

* * *

Эти его странности вскоре заинтересовали студентов и профессоров Гейдельберга. Те, кто не состоял с ним в одной корпорации, без колебаний объявили его сумасшедшим. Члены же его корпорации защищали Эгона: это стало причиной множества дуэлей, о которых еще очень долго вспоминали на берегах Неккара. Потом о нем стали рассказывать анекдоты. Один из студентов как-то раз, когда Эгон отправился побродить один, решил пойти за ним следом. Он рассказывал, что Эгон, увидев быка, подошел и заговорил с ним.

— Я ищу херувима, — сказал он. — Меня волнует сходство между вами. И вот я нахожу быка. Я знаю, херувимы — это крылатые быки^{75}. Но скажи мне, пасущийся бык… Может быть, в твоем добродушии есть частица мудрости чудесных творений, составляющих благороднейшую часть в небесной иерархии? Скажи мне, не сохранилось ли в твоем племени память о Рождестве? Может, твоему предку выпала честь согревать своим дыханием Божественное дитя в пещере? И если это так, то скажи, благородное животное, созданное по образцу херувимов, не знаешь ли ты, где находится золото волхвов? Я ищу сокровище, которое обогатит меня священным достоянием. О бык, моя последняя надежда, ответь мне! Я уже спрашивал ослов, но они — всего лишь животные, и в их образе нет ничего небесного. Увы, эти сильные животные знают лишь один ответ — громкогласный утвердительный германский рев!^{76}

Уже смеркалось. В дальних домах зажигались огни. Деревни вокруг сияли окнами. Бык медленно повернул голову и громко замычал.

* * *

В Хильдесхайме доверчивая Ильзе получала от своего кузена множество писем, полных любви и энтузиазма. Она и ее родители полагали, что Эгон вот-вот составит себе состояние.