Т. 2. Ересиарх и К°. Убиенный поэт

Однажды, бродя по Парижу, он вдруг оказался на берегу Сены. Пройдя через мост, он пошел было дальше, когда заметил прямо перед собой г-на Франсуа Коппе и пожалел, что этот прохожий уже умер. Однако никому не возбраняется беседовать с мертвыми, и встреча была прекрасной.

«Что ж, — сказал себе Крониаманталь, — прохожий он и есть прохожий, а этот прохожий еще к тому же и автор „Прохожего“^{155}. Это весьма искушенный и умный стихотворец, имеющий четкое представление о действительности. Поговорим с ним о рифме».

Певец «Прохожего» курил черную сигарету. Он был одет в черное, лицо его было черно, он странно стоял на каменной глыбе, и по его задумчивому виду Крониаманталь тотчас догадался, что он сочиняет стихи. Юноша подошел и, поздоровавшись, сказал ни с того ни с сего:

— Дорогой мэтр, как вы мрачны.

Тот вежливо ответил:

— Это потому, что моя статуя из бронзы. Из-за этого постоянно происходят недоразумения. Например, однажды,

Признав, что я его чернее, Сэм Мак Веа^{156}

Прошел, на мой гранит своей печалью вея.

Видите, какие ладные стихи. Я как раз стараюсь отшлифовать их. Вы обратили внимание на то, что рифма в этом двустишии, которое я только что продекламировал, смотрится гораздо лучше, чем звучит?

— Верно, — сказал Крониаманталь, — потому что говорят «Сэм Мак Ви», так же, как говорят не «Шекспеар», а «Шекспир».

— Что ж, вот кое-что, что поможет делу, — продолжала статуя, —

Три имени своих печальный Сэм Мак Ви
На цоколе моем оставил по любви.

Видите, здесь есть утонченность, которая должна вас пленить, эта рифма с богатым звучанием.

— Вы меня просвещаете по части рифмы, — сказал Крониаманталь. — И я счастлив, дорогой мэтр, что вы оказались тем прохожим, которого я встретил.

— Это мой первый успех, — ответил металлический поэт. — Правда, я только что сочинил небольшое стихотворение под тем же названием: в нем человек — прохожий — проходит по коридору железнодорожного вагона; он замечает очаровательную особу и, вместо того чтобы прямиком ехать в Брюссель, задерживается с ней на голландской границе. Они

Неделю целую проводят в Розендели,
Друг друга распознав в течение недели:
Он любит идеал, она — реальность, и
В любви им, видимо, не может повезти.

Я обращаю ваше внимание на эти два последних стиха: хотя они хорошо рифмуются, в них содержится легкий сдвиг, который заставляет почувствовать тонкий контраст между богатством мужских рифм и мягкостью женских.

— Дорогой мэтр, — продолжил Крониаманталь, чуть повысив голос, — расскажите мне о свободном стихе.

— Да здравствует свобода! — вскричала бронзовая статуя.

Попрощавшись, Крониаманталь пошел дальше в надежде повстречать Тристуз.

* * *

На другой день Крониаманталь бродил по бульварам. Тристуз не пришла на свидание, и он надеялся встретить ее в модной чайной, куда она иногда заходила с друзьями. Когда он сворачивал на улицу Лепелетье, к нему подошел господин в жемчужно-сером котелке и сказал:

— Сударь, я собираюсь реформировать литературу. Я нашел возвышенный сюжет: речь идет об ощущениях, испытанных юным, хорошо воспитанным бакалавром, который издал непристойный звук в обществе дам и молодых особ благородного происхождения.

Восклицая что-то о новизне фабулы, Крониаманталь тут же понял, что способствовал проявлению излишней горячности автора.

Он ретировался… Какая-то дама наступила ему на ногу. Она тоже была автором и не преминула заявить, что эта встреча или коллизия даст ей повод для утонченной новеллы.

Крониаманталь дал деру и оказался около моста Святых Отцов, где три особы, обсуждающие содержание романа, попросили его рассудить их; речь шла об истории одного генерала.

— Чудесная находка! — воскликнул Крониаманталь.

— Подождите, — сказал сосед, человек с бородой, — я утверждаю, что сюжет еще очень нов и редок для нынешней публики.

А третий объяснил, что речь идет о свадебном генерале, который вовсе и не генерал, а…

Но Крониаманталь не ответил им и отправился навестить бывшую кухарку, пишущую стихи, у которой он надеялся встретить Тристуз, зашедшую на чашку чаю. Тристуз не оказалось, зато Крониаманталь побеседовал с хозяйкой дома, которая продекламировала ему несколько стихотворений.

Это была поэзия, полная глубины, где все слова имели новый смысл. Так, например, слово «архивариус» употреблялось ею исключительно в смысле «знатное кушанье».

* * *

Вскоре после этого богатый Папонат, гордый возможностью называть себя любовником знаменитой Тристуз и мечтающий никогда не потерять ее, потому что обладание ею тешило его самолюбие, решил увезти свою любовницу в путешествие по Центральной Европе.