т.2. Проза и драматургия

— Ты не сердит на меня, ефрейтор, что я тебя так неожиданно привлек в союзники? Не сердись. Наша работа ужасна. Мир, солнце светит над пасторальными пейзажами, а мы должны с тобой требовать от людей таких действий, при которых они могут выжить. На войне. Где и солнца-то нет… один дым… У нас есть связь с командующим?

Связь с командующим была. Я работал один за двоих.

…Противотанковая пушка, новая, с длинным стволом, выстрелила нам прямо в кузов. Метров с двух. Может быть, с двух с половиной. Не больше. Мне-то повезло, я работал, сидел в головных телефонах. Связь была ужаснейшей. Где-то за десятки километров мчался на бронетранспортере мой Вовик, его, видимо, здорово трясло, потому что ключ у него беспрерывно замыкал и ни черта не поймешь! Я старался изо всех сил. Машина наша стояла на обочине дороги в самой гуще боя. Рядом корежили землю артиллерийские тягачи, надрывались моторы, кричали сержанты, тут же два танка вытаскивали из болота перевернувшийся грузовик, за позициями пылали бочки с бензином, имитируя только что произошедший атомный взрыв, и вдобавок ко всему начальник химической подготовки дивизии полковник Гуськов гонял везде и всюду на своем вездеходе и подбрасывал в самую гущу работающих, в палатки, в блиндажи свои любимые шашки с газом, по-молодецки при этом выкрикивая: внимание, газы!

Мне-то повезло, я сидел в головных телефонах и работал, а сержант Леша Винокуров возился с документацией. Из чащи леса вдруг, откуда ни возьмись, выскочили шесть плавающих танков и открыли беглый огонь по всему этому бедламу. Артиллеристы стали страшными голосами кричать свои команды, разворачивать орудия, палить в упор по плавающим танкам. Наводчик орудия, которое стояло рядом с нами, не довернул какую-то ручку, пушка выстрелила прямо в кузов машины. Здесь наш газик содрогнулся, я ничего не понял, только увидел, что Леша сел на корточки, держится за уши, и сквозь пальцы у него льется кровь и течет по гимнастерке между значками. Я сорвал с головы телефоны, в которых надрывался передатчик Вовика, кинулся к сержанту. Я ничего не мог ни спросить, ни услышать — вокруг отчаянно стреляли танки и обороняющиеся пушки, ревели десятки моторов. У Леши ушами шла кровь. Я кинулся в окоп, вытащил оттуда спящего Шурика, который мог спать при любых обстоятельствах. Лавируя между сражающимися, он отвез Лешу в медсанбат, благо он находился недалеко. И я остался единственным радистом, обслуживающим генерала Дулова, главного «посредника» между сражающимися сторонами…

Через час после знакомства с подполковником Мурадяном мы уже стояли у стратегическогомоста, которым увенчивалась прелестная карельская деревушка. Я получил информацию о том, что передовые части наступающих прорвали оборону противника и скоро будут здесь. Шурик, генерал Дулов и я — очень странное и невозможное в настоящей войне подразделение. Мы — «посредники», то есть те, кто не участвует в войне, но диктует ее условия.

Авангард наступающих — плавающие танки и плавающие транспортеры, — ни на секунду не останавливаясь, ринулся в воду и под ужасную стрельбу обороняющейся стороны ворвался в тихую нашу деревеньку, поливая, в свою очередь, из пушек и пулеметов отступающие войска. К мосту подтянулись главные силы наступления. Но на мост въехать никто не смог: там, широко расставив ноги, стоял со своей знаменитой палкой генерал Дулов. К нему подъехал танк, оттуда высунулся чумазый водитель и лихо попросил:

— Посторонитесь, товарищ генерал, не дай Бог, зашибем!

На это Дулов властно поднял в воздух руку и громко сказал:

— Мост взорван!

Вот тебе и раз! Водитель дал задний ход, колонна попятилась от моста, который сейчас бы переехать — милое дело. А там уж давай любую вводную — «атомный взрыв» или «газы» или еще что. Побрызгаем вокруг водичкой, противогазы наденем, проползем что надо — ерунда. А вот «мост взорван» — дело похуже. В воду лезть нужно!

К берегу подошли три танка. Подтянулась пехота. Река маленькая, но немереная, так что неизвестно, как дело обернется. Вдруг там бочагна дне или яма какая? Переезжать речку можно только в двух местах — справа от моста и слева. Справа въезд хороший, но выезда никакого: возле большого, двухэтажного, как и у всех северян, дома в землю врыты какие-то огромные столбы, вроде бы здесь строили да бросили строить фундамент большого универмага или сваи торчат недостроенного пирса для океанских судов. Танки, конечно, на этих бревнах, врытых, видно, глубоко в землю, сядут моментально. Поэтому решено ехать слева. Шурик вывел машину на самый мост — все равно взорванный, никто не проедет, — и мы наблюдаем все события с прекрасной верхней точки.

Солнце греет, но не очень, мокнуть никому неохота, а наступать надо. Водитель передовой машины бросил махорочный окурок наземь, картинно сплюнул, затоптал окурок каблуком. Стало быть, решился! Пехота, как муравьи, облепила танк, аж на пушке сидят. Вся эта гвардия на вздрючке, недоброе чует. Поглядывают на генерала, который с моста наблюдает за всеми событиями, на курсантов, помахивающих кадилами.