т.2. Проза и драматургия

— Вот видишь, ты говоришь, что огурцы хорошие. Ты проводишь сейчас словесную рекламу, просто огульно и бездоказательно заявляя, что твой продукт — отменного качества. Это самая малоэффективная реклама, дорогой! Уважающие себя фирмы сейчас бесплатно — понимаешь? — бесплатно выдают на ярмарках, международных выставках свои изделия, только бы о них знали в мире, только бы понравилась их продукция, нашла бы своего покупателя! Я не спорю, может, твоя тактика стоять с черпаком в руках у бочонка и быть готовым любого огреть этим черпаком — хороша. Не спорю. Действует. Но стратегия — никуда не годится. Вот простое дело: я попробовал, мне понравилось. Я товарищу назавтра говорю: там на базаре есть прекрасные огурчики. Как войдешь в ворота, направо у старика буденновца. Вот и у тебя сальдо с бульдой сойдется! И старуха в лысину поцелует. И граждане с похмелья спасибо скажут. А ты против всего этого выступаешь, как плотина стоишь на пути новых идей в экономической политике! И все из-за одного гнилого огурца, от которого и коза-то отвернется!

— Коза отвернется??!

От непонятных слов — реклама, Форд, сальдо с бульдой, — от нашего вида, который он никак не может квалифицировать, от жуткого оскорбления насчет козы старик начинает трястись и вправду хватается за черпак.

— Коза отвернется?! — трагически вопрошает он.

— Да, — сказал я, — пожует и выплюнет!

Старик весь передергивается, будто случайно схватился за двести двадцать вольт, замахивается черпаком и вдруг достает из самой гущи бочки свои соблазнительные богатства с прилипшими к ним веточками укропа, листиками, какими-то ягодами.

— На-ка, накося, весь черпак спробуйте, — кричит он нам, мелко перебирая твердыми потрескавшимися губами. — Выплюнешь аль нет? Огурчики раз к разу, с самого перегною, витамины на все буквы!

Мы гурмански пробуем, оттяпывая молодыми зубами сразу по пол-огурца, поднимаем глаза к небу, словно сравнивая эти огурцы — «с самого перегною» — с другими, когда-либо съеденными в нашей жизни.

Обычно в это время Ленька начинает, гнусно фальшивя, насвистывать «Я на речку шла», значит, все в порядке. Сцена не нуждается в дальнейшем развитии.

— Да, дедушка, — говорит Вовик, — продукт твой хорош, и сразу видно, что на перегное.

— На самом! — подтверждает дед.

— Но у нас отсутствуют пенёнзы, мы, правда, на правах общественников-дегустаторов можем подтвердить перед всем базаром или перед другим любым честным собранием, что огурчики у тебя отменные!

— Поэтому к тебе и обращаемся, — говорит Ленька, выглянув из-за наших плеч.

Мы организованно отходим, прикрывая Леньку, у которого под телогрейкой бугрится добыча.

— Покупщики! — презрительно кричит нам в спины дед. — Таких покупщиков на базар пускать не надо!

Необъяснимый феномен — к старику мы приходили четыре дня. К одному и тому же старику четыре дня подряд. Как он нас не запомнил — совершеннейшая загадка. Склероз. Не курите, дети! И никогда не пейте водки!

По вечерам мы ходили ужинать в ресторан речного вокзала. Помещался он на втором этаже огромного деревянного дома. Входящего в это грязное помещение сразу же поражало гигантское панно, занимавшее всю стену. На панно были изображены атлетические моряки в полной парадной форме и девушки в купальных костюмах с глупыми лицами. Все они бежали куда-то по обрывистому берегу реки. По реке, в свою очередь, плыл, свирепо дымя, большой пароход. Река была темно-синяя, небо — голубое, облака — белые.

Мы усаживались в углу, брали рыбу, хлеб, водку. Грязный зал ресторана, покачиваясь, плыл в табачном дыму промозглой речной ночи. Неведомый человек, заводивший пластинки, ставил через одну песню «Замела метель дорожки, запорошила», и это напоминание о близком снеге, о зиме звучало как эпиграф к нашей будущей жизни. Леньке песня нравилась очень, он, грустно подперев голову добротным кулаком, на котором были выколоты две горы, солнце, встающее из-за них, и слова «Привет из Заполярья», тихонечко нахныкивал эту песню.

— Законное произведение, — говорил он.

— Дрянь, — говорил Вовик, — бугешничекдля комсомольского актива.

— Ты, Ленька, с Вовиком не спорь, — говорил я, — он у нас после армии станет народным артистом СССР Советского Союза. Понял? У него корреспондентки из газет будут мнение насчет песен спрашивать. Он будет отвечать на молодежные анкеты: «Что бы вы сказали, если бы вы первым из людей увидели пришельца из космоса?»

— Я б ему сказал, — сказал Ленька, — иди ты!..

— Вот видишь — это сказал бы ты, а народный артист СССР Советского Союза тов. Красовский ответил бы по-другому. Кроме того, его отца прокляла католическая церковь. Не каждый день бывает.

— Трепешь, — сказал Ленька. — Вовик, правда?

— Он написал статью против Ватикана, и за это ему три дня пели анафему во всех католических церквах, а Папа Римский проклял его.

— Дела, — сказал Ленька. — А вот моего отца никто не проклял. Он, правда, статей не пишет… Может, от этого?

— Все возможно…