Т. 3. Несобранные рассказы. О художниках и писателях: статьи; литературные портреты и зарисовки

И вот Карко снова обосновался в Париже. Покинув скромную комнатушку на улице Висконти, он поселяется в более комфортабельной квартире на набережной Цветов и, несмотря на ожесточенную работу, продолжает посещать танцульки. Например, в «Гравилье», где музыканты играют на небольшом балконе, или в «Баль де Ла Женесс» на улице Сен-Мартен, хозяин которого обладает такой прекрасной коллекцией ножей, что раздает их в качестве призов своим посетителям. Он заглядывает в зал «Октобр» на улице Сент-Женевьев, принадлежащий г-ну Вашье; в «Балкончик», выходящий в тупик возле Бастилии; посещает балы на улице Карм, «Ла Фоветт» на улице Ванв и «Булодром» на Монмартре, симпатичное место, где звучит музыка поприятнее, на мой взгляд, чем у г-на Штрауса.

ДЖЕЙН ОСТЕН [254] © Перевод М. Яснов

Столетие со дня смерти романистки Джейн Остен, внезапно скончавшейся 18 июля 1817 года (она родилась в 1775 году), было отмечено торжественным открытием мраморной доски на доме в Хэмпшире, откуда ее романы разошлись по всему свету.

Если чему и следует удивляться, то лишь тому, что открытия этой памятной доски ждали так долго.

Выдержав временное небрежение, которому подвергается репутация большинства хороших писателей, ныне Джейн Остен имеет множество поклонников, которые с благоговением читают ее книги. Да у нее и не может быть полу-почитателей. Либо ее любят, либо нет. И вправду, она вовсе не писатель для всех. Ни сюжет ее повествований, ни их стиль не призваны волновать широкую публику, которая может удовлетвориться, к примеру, одним Диккенсом.

«Эта юная женщина, — замечал Вальтер Скотт, — описывая оттенки чувств и характеров в повседневной жизни, раскрывает самый удивительный талант из тех, что я имел возможность наблюдать».

Впрочем, ее дарование было не меньшим, чем у Вальтера Скотта, Вордсворта и даже Колриджа. А известность Джейн Остен растет год от года. Разве Маколей[255] не сказал, что единственный писатель, с кем он мог бы ее сравнить, это Шекспир, хотя она не равняется и даже не приближается к его гению?

Но Джейн Остен в своем собственном жанре дает представление о совершенстве и всеведении.

Маленький домик в Хэмпшире ждал уже целое столетие, пока на нем установят мемориальную доску, — не будем же и мы забывать, что эта безупречная «authoress»[256] двадцать лет ждала публикации романа «Pride and Prejundice»[257], от которого отказывались издатели, так что даты публикаций шести романов Джейн Остен (с 1811 по 1818 г.) не дают нам верного представления о том месте, которое они должны занимать в истории английской литературы.

Они были написаны с 1796 по 1810 год и, собственно, предшествуя Вальтеру Скотту, в действительности были современны «озерной школе».

На самом деле она превосходит всех своих предшественников, и более всего Ричардсона, в достоверности и точности, и в этом никто с тех пор ее не превзошел.

Сдержанная, живая, проницательная, насмешливая, изысканная, благоразумная, Джейн Остен вся как есть предстает перед нами в забавной истории о том, как она отказалась принимать у себя г-жу де Сталь, чей сентиментализм казался ей чересчур «германским». В равной степени она была в ужасе от Руссо.

Вместо дат рождения и смерти следовало бы выгравировать на памятной доске и подчеркнуть даты, когда она приступила к творчеству и завершила его: 1796–1810. В сущности, знание этих дат помогает найти в списке дарований — в частности, британских и вообще женских — истинное место шести превосходных книг высшего разбора.

НА СМЕРТЬ РЕНЕ ДАЛИЗА [258] © Перевод М. Яснов

Смерть моего друга Рене Дализа так поразила меня, что, помимо нескольких слов, которыми я почтил его память в салоне мадам Орель[259], я до сих пор не мог написать о том, кого назвал в «Зоне», первом стихотворении «Алкоголей».

Мой самый старый друг Рене Дализ[260]

.

Его звали Рене Дюпюи, и его друзья называли его чаще по имени, чем псевдонимом. Это происходило потому, что кроме нескольких газетных статей, нескольких фрагментов, опубликованных в «Суаре де Пари», под этим именем ничего не вышло.

Роман, которым он очень дорожил и который во многом отражает его прелестный и особенный дух, вышел в «Пари-Миди» за подписью Франкво. Во время войны он вернулся к этому псевдониму, чтобы дать в «Новобранце», журнале, печатавшемся «на желатине» и издававшемся его пулеметной ротой, мрачное фантастическое стихотворение, на сей раз подписанное «Капрал барон Франкво, офицер Эшелона».