Т-390, или Сентиментальное путешествие по Монголии

Да, верно, верно… Что же делать? Ведь даже если капитан встанет на колени, ему не стать таким маленьким, чтоб остальные были заметно выше него. Зато вот если…

— Радист, — сказал капитан.

— Я, — ответил радист.

— Вам задание: встать на колени и прогуливаться между нами. Об ощущениях доложите. Я встану на ваше место и буду изображать куст. Выполняйте.

Вечером капитан позвал в свою каюту Радия Родионовича.

— Ну что, радист. Докладывайте. Что вы почувствовали, прогуливаясь между нами?

— Что прогуливаюсь на коленях рядом со своими боевыми товарищами.

— Это всё?

— Колени еще болели.

— И всё?

— Вроде бы, всё…

— Ну, вы не стесняйтесь, не стесняйтесь… Может быть, ещё какие-нибудь чувства были?

Маленький радист замялся.

— Ну, давайте же!

— Ещё… Капитан, но вы сами просили рассказать!..

— Да, да, говорите!

— Ещё мне… Писать очень хотелось, капитан.

— Тьфу ты! А, например, не казалось ли вам, что вы в лесу?

— Ну…

— Ну, ну!

— Может быть, немножко…

— Ну вот видите, радист! А говорите, нет никаких ощущений! Идите. И… попросите там у Афанасия дополнительный паёк.

«Что ж, моя версия оказалась правильной», — писал капитан в своем дневнике. — «Правда, самому мне ощущение того, что я в лесу, испытать не довелось, зато я видел, как счастлив этот маленький радист. Что ж, пусть будет так. Когда вернемся в штаб, надо будет поучаствовать в смотре-конкурсе самодеятельности со спектаклем „Деревья“. Благо, генеральная репетиция удалась».

22. Футбол

— Монголы! — закричал однажды впередсмотрящий рядовой Гриценко.

Все высыпали на палубу.

— Где монголы, где! — закричал капитан.

— Бамбарбия киргуду. Шютка!

— Дурак вы, Гриценко, — сказал капитан с горечью в голосе. — И не лечитесь. Придем в штаб, я настою, чтоб вас комиссия проверила.

— На самом-то деле там поле! — важно сказал Гриценко.

— Конечно, поле, — поморщился старпом. — Котору неделю по полю идем.

— Да нет, футбольное поле!

— Ишь ты. Ишь ты, что. И что, с воротами?

— С воротами.

— С разметкой?

— С разметкой.

— С боковыми флажками, вратарской площадкой и все такое?

— И все такое, да…

— Где?

— Да вон там! Говорю же. По правому борту!

— Дайте-ка мне бинокль… А что там за человек стоит, Гриценко, как вы думаете?

— Я думаю, капитан, что это судья.

— Ну что ж… Очень может быть… Старпом, постройте экипаж. А впрочем, не надо, я вижу, что все в сборе… Ну, кто хочет размяться?

Размяться захотели все, даже боящийся змей Гриценко.

— Какие змеи на футбольном поле, — сказал он, — не смешите мои бутсы.

Позвали даже шофера Колю с запасным шофером Виталиком. Запасной шофер, впрочем, так и остался в запасе.

Поле представляло из себя просто участок степи, разве что трава покороче подстрижена. Если б не зоркость рядового матроса Гриценко, «Каччхапа» прошествовала бы мимо. Никто не заметил бы ни ворота, ни боковую разметку, ни угловые флажки, ни даже судью — так органично всё это вписывалось в окружающий ландшафт. Даже Гриценке непросто было углядеть футбольное поле.

Под звуки оружейного салюта команды выстроились вдоль центральной линии. Дэн дострелял и незаметно пристроился к игрокам.

До этого разминались. Капитан проверил поле, попадал так, ничего, мягенько. В ворота поставили было штурмана, штурман сказал, что хорошо в воротах стоит, раньше стоял за сборную Казахстана, правда, в запасе, ну, его и поставили. Если обманул, то все равно толстый, в воротах много места занимает, все лучше, чем Алешу, например, ставить. Штурман тоже попадал, в воротах, ничего, говорит, мягенько. Капитан и его проверил, побил всяко по углам, потом головой бил с Алешиных навесов, разогревал штурмана. Штурман разогревался-разогревался, и доразегравался до того, что ногу подвернул. Нет, в воротах я стоять не могу, я теперь точно пропущу, этого не позволяет мне моя профессиональная вратарская совесть. Что делать, поставили матроса Гриценко, тот сначала в сетке запутался, потом тоже попадал, ничего, говорит, мягенько, капитан его попроверял, ничего, говорит, годится Гриценко. А штурман в защиту стал.