Та, что гуляет сама по себе

— Да, в конце концов в Аллигране настали иные времена. Людей стало гораздо больше, и они стали гораздо… умнее. А амадэи либо остались прежними, либо изменились не в лучшую сторону. В конце концов, они были людьми когда-то… И со временем их души заполнили людские, мелочные и низменные страсти. Приговоры стали выноситься порой не столь суровыми, наказание следовало не всегда, да и… амадэев куда больше, чем следовало, начал беспокоить презренный металл. А потом наступил конец тысячелетия, и настало Тёмное Время, и Ликбер Великий воззвал к людям, дабы свергли они погрязших в низменности амадэев и избрали себе Короля, как гномы и альвы. И народ, послушный воле того, кого они считали новым Чудотворцем, сверг прежних властителей, — Алексас поднял глаза, глядя на искрящиеся цветы фейерверков. — О, конечно же, амадэи сопротивлялись, но… как можно удерживать власть, когда против тебя вся страна? А кто-то и не сопротивлялся даже, понимая, что заслужил кары… Кто мог — сбежал. Как и где спрятались амадэи, неизвестно, — может, у тех же альвов или гномов, — но им это удалось. А люди избрали себе Короля, а Король избрал князей, а князья избрали герцогов, и Аллигран стал Королевством с той системой правления, которая и сохранилась до наших дней. Новоявленный Король велел подвергнуть забвению сами имена амадэев, даже летописи сжёг — но никто не сомневался, что летописи эти были просто утрачены. В том кошмаре, что в Тёмное Время творился, немудрено… А зачем уничтожил, понятно: дабы не было у потомков причин роптать против королевской власти. Ведь роптать против привычного и устоявшегося куда сложнее, чем против новоявленного. Собственно, на этом всём и основана легенда его нынешнего лиходейского величества: что якобы первым Королём был именно его, Шейлиреара Дарфула, далёкий предок, а Бьорки хитро его устранили и заняли освобождённый престол. И не проверишь ведь никак — летописей-то нет. Разве только к альвам обращаться, да они разве ж в свою Библиотеку, святая святых, пустят? Людям в их леса путь заказан…

Вздохнув, он опустил глаза на Ташу:

— Так или иначе, очень скоро после свержения амадэи стали лишь легендой. Потом и легенда забылась, и остались амадэи лишь в памяти альвов, которые видели их своими глазами, да в их летописях, до которых не смогли дотянуться руки людского Короля… Впрочем, что я говорю? Как выяснилось, не только. И некоторые из оставшихся живут и здравствуют… и даже не особо скрываются. Ведь люди даже не подозревают, с кем имеют дело. Может, альвы, которые знают и помнят, подозревают… а, может, иные амадэи до сих пор скрываются в их лесах. Но альвам нет никакого резона открывать Королю глаза на то, что персонажи легенд давно минувших дней и преданий старины глубокой разгуливают среди его народа.

— А вы-то откуда знаете?

— Мне как раз посчастливилось быть весьма близко знакомым с одним из Перворожденных. Он давно покинул родные леса и родной Атталиэн, стольный град альвов среди озера Ламанмир — но не нужно быть там, чтобы помнить предания, передававшиеся от отца к сыну, а от него к внуку, а от него к правнуку… Он рассказал нам с Джеми многое. Столь многое, что мы узнали, кто такой Арон Кармайкл, стоило ему увидеть в нашей голове нас обоих. Никто из магов-телепатов, даже самых могущественных, на это не способен. Только амадэй. Только Зрящий.

Таша смотрела куда-то на свои ладони, сами собой стиснувшиеся в кулаки.

— Почему вы не сказали мне… сразу?

— Потому что думал, что вы знаете, — Алексас досадливо скрестил руки на груди. — Я же думал, вы его дочь. И, если честно, наличие дочери… даже дочерей — у амадэя, не имеющего права привязываться ни к одному живому существу, меня удивило несказанно. С другой стороны, подумал я — раз он больше не Судья, то, быть может, уже и имеет? А потом выяснилось, что дочь вы ему всего несколько дней… впрочем, какая разница, сколько. Я бы не рассказал вам этого, если бы не заметил одной-единственной вещи.

— Какой же?

— Что вы думаете, что любите его. Вот только, похоже, сами не знаете: думаете или действительно любите, — взгляд тёмных глаз был непривычно мягок. — Быть может, это поможет вам понять. И… он Бессмертный, Таша. Истинный Бессмертный. А у таких весьма странные взгляды на мир и странные моральные принципы. Нам недоступные и непостижимые. Может, он и не считает неправильным ведение какой-то своей игры, которой ни мне, ни вам не дано понять…

Светлая макушка опустилась ещё ниже.

В долгой тишине отзвуки празднества были единственным, что звучало на крыше тёмной башни. Потом Ташина рука, чуть подрагивая, поднялась выше, коснувшись золотой цепочки.

— Быть может, — прошепталось одними губами, — как раз и дано…

Когда Таша подняла голову, глаза её были стальными. Сталь — сверкающая, жёсткая, сплошная. Непроницаемая.

Тихо и очень, очень спокойно она сказала Алексасу, что надо делать.

— Вам что-то неясно? — добавила Таша, заметив непонимание в его расширившихся глазах.

— Нет, но…