Та, что стала Солнцем

– Иногда посторонние люди помогают нам яснее увидеть ситуацию. Госпожа Жуй, что, если этот монах сможет предложить вам другой выход, от которого выиграем мы оба? Губернатор Толочу – всего лишь бюрократ из Даду. Он не очень хорошо знает город, которым получил право управлять. Так зачем допускать это, если есть человек более квалифицированный, тот, кто уже знает все механизмы, и администрацию, и характеры людей, которым он будет отдавать приказы?

Госпожа Жуй нахмурилась:

– Кто?

– Вы, – ответила Чжу.

Перечный аромат хризантем взлетел вверх из курительницы на столе между ними. Через мгновение госпожа Жуй прямо спросила:

– Вы сумасшедший?

– Почему бы и нет? – Чжу не могла предложить ничего конкретного, она лишь могла открыть госпоже Жуй глаза и дать ей увидеть глубину ее искренности. «Я понимаю». Даже больше, чем ношение женской одежды, признание прошлого той девочки сделало ее на мгновение такой страшно уязвимой, что она чувствовала себя так, словно распахнула на себе кожу и показала органы под ней. – Почему это кажется столь абсурдным? Возьмите власть в свои руки! Созовите мужчин, которые все еще хранят верность вашему мужу. Сдайте Лу Красным повязкам, и с нашей поддержкой даже Великая Юань не сможет отнять у вас власть.

– Вы и правда сумасшедший, – сказала она, но Чжу уловил промелькнувшую в ее глазах озадаченность. – Женщины не могут править. Сын Неба правит империей, как мужчины правят городами и как отцы возглавляют семьи. Таков порядок мира. Кто смеет нарушить его, поставив женщину на то место, которое противоречит ее природе? Мужчинам природой определено рисковать и руководить. Не женщинам.

– Вы действительно в это верите? Разве вы слабее губернатора Толочу просто по своей сущности? Этот монах так не думает. Разве вы не рискуете жизнью сейчас ради того, чтобы выносить и вырастить ребенка? Женщина всю себя ставит на карту, свое тело и будущее, когда выходит замуж. Это требует больше мужества, чем любой риск, на который идет бюрократ, озабоченный только тем, чтобы сохранить лицо или разбогатеть. – Мать самой Чжу много лет назад пошла на такой риск. И умерла из-за этого. Теперь единственным человеком на свете, который знает, где она похоронена, была та, которая перестала быть дочерью, но которая еще немного помнила, сама того не желая, каково быть женщиной.

– Вы думаете, я способна править именно потому, что я женщина? – недоверчиво спросила госпожа Жуй.

– Если этот монах знает одинаково мало о губернаторе Толочу и о вас, почему бы ему не выбрать вас? Беременная женщина рискует больше, чем любой мужчина. Она знает, что такое бояться и страдать. – Чжу оставила свою манеру говорить, как монах, и сказала прямо и настойчиво: – Возможно, я не знаю вас, но я знаю, чего вы хотите.

«Я это признаю». Женщина молчала.

– Позвольте мне вам помочь. – Чжу подняла с полу половинку чайника и вложила его в бледную, безвольную руку госпожи Жуй. – Позвольте мне показать вам способ выжить.

Пальцы госпожи Жуй сжали ручку чайника. Кровь блестела на его зазубренном обломке – кровь Чжу.

– А что насчет губернатора?

– Если вы готовы действовать решительно… Неожиданно госпожа Жуй произнесла:

– Убейте его. – Ее глаза открылись, сверкнули и впились в Чжу. Чжу чуть не отшатнулась от горящей в них ярости. Дав себе волю, эта изящная женщина в белой вуали обрела пробивную мощь катапульты.

Голова Чжу разболелась в три раза сильнее. Она вспомнила лицо Сюй Да: «Я не собирался убивать. Сначала».

– Собственно говоря, я имел в виду…

– Вы сказали, что я хочу выжить. Ну, так вы правы: хочу. – Госпожа Жуй стиснула зубы так же крепко, как раньше: это была сжатая ярость, в центре которой скрывалось желание женщины преодолеть все силы, которые стремились ее уничтожить. – И раз вы так твердо верите, что я могу рискнуть, поверьте, что на этот риск я готова пойти. – Она отвернулась и опять села лицом к зеркалу. – Убейте его. А потом мы поговорим. – Ее глаза, полуприкрытые веками, холодно смотрели на Чжу из глубины металла. – Не приходите больше в мои покои.

– Войдите! – крикнул из своего кабинета губернатор Толочу Чжу, держа в одной руке масляную лампу, а в другой документ, на котором требовалась печать, переступила высокий порог и вошла в комнату. Она ощущала внутри странную дрожь, не вызванную ни тревогой, ни дурными предчувствиями. У нее потели ладони. Несмотря на то что она действовала правильно и наступала кульминация удачного стечения обстоятельств, которое представилось ей в лице госпожи Жуй, Чжу остро ощущала свое намерение. Двенадцать шрамов, оставленных посвящением на ее макушке, горели огнем. Это было напоминание о монастырской клятве, первой заповедью которой было: «Избегай убийства любого живого существа».

Толочу поднял взгляд, когда Чжу вошла. Его богато обставленный кабинет был уставлен книжными полками. Свечи вдоль стен издавали знакомый запах растительного воска, напоминая Чжу о преклонении колен перед алтарями в монастыре. Дрожь пробегала по ее плечам. Она подумала, уж не вызвал ли ее горестный взгляд бодхисатв, опечаленных тем, что она собирается сделать.