Он все еще лежал под обломками стула, и мне даже стало на миг его жалко. Я вернулась, сняла со стула, на котором недавно сидел Серпентарий, кем-то заботливо положенную для него подушечку и встала над распростертым телом. Он даже не пришел в сознание. В какой-то момент тело священника пронзила волна судороги, а затем он обмяк. Убрать с его лица подушку я не смогла, но заставила себя прощупать пульс на сонной артерии. Стоило убедиться. Палец зацепился за цепь на шее, и я вытащила из-под рясы на свет крест. Крест был красивый, крупный, по всей видимости, золотой. Резким рывком, ломая звенья цепочки, я рванула его на себя. Не задумываясь, бросила в камин, где еще тлели угли.
Какое-то время я сидела рядом с телом, прямо на полу, обняв себя за колени. Усилием воли подавила возникший рвотный позыв и заставила себя собраться. Плакать я уже не могла, но душевные муки терзали изнутри похуже физических пыток. К тому же рядом не было магички, которая могла бы залечить мои раны.
Я разглядывала труп убитого мною человека и знала, что могу убить еще. И не раз. Я даже хотела убивать. И как бы страшно и неправильно ни было совершенное мною, я почти восторгалась собственной смелостью. Я была рада, что убила его. Если бы моя мама это увидела, она бы отреклась от меня. Это уже была не я. Что сделал со мной этот мир и эти люди? А может, я всегда была такой? Я ведь уже убила однажды. Хотя это и не доподлинно известно. Но тогда я не испытывала ненависти. Такой холодной, удушающей ненависти, которая заполняла бы каждую клеточку моего тела. Часть меня буквально кричала, чтобы я растерзала мертвое тело священника. Разгрызла зубами, разорвала ногтями, чтобы от него не осталось ничего, что можно было бы хоронить. Пришлось опять уговаривать себя держаться. Я смотрела на священника, на подушку на его лице и пыталась понять, как мне нужно себя чувствовать. Какие чувства должны быть правильными? Стыд? Радость? Страх? Меня мучила мысль о том, что подумает Лина обо мне после всего этого. И Вел. И мой брат. Да и все другие люди. Смогу ли я жить как раньше? Или это ляжет на меня клеймом навсегда?
Но время утекало, как песок сквозь пальцы, а я не могла позволить себе проиграть. Ведь я уже зашла слишком далеко.
Я поднялась на ноги, сжала обеими руками кочергу и вышла прочь. Мне предстояло спасти друзей. Любой ценой.
Глава 41
Чтобы не потерять свободу, надо бороться за нее.
Крепко сжимая в руках свою кочергу, я резко выдохнула и рванула на себя ручку двери. Мысленно выругалась – дверь открывалась наружу. Эффекта неожиданности не получилось, поэтому я покрепче стиснула зубы, готовая к яростной атаке, ожидающей меня за дверью. Надеяться приходилось лишь на то, что там меня ожидает всего один человек. Иначе я пропала. Но того, что предстало моему взору за пределами злополучной комнаты, я никак не могла предвидеть. Снаружи был коридор. Пустынный и тихий. Ни единой живой души. Даже не задумываясь о причинах столь неожиданно свалившегося на меня счастья, я рванула прочь. Я бежала, подстегиваемая своим страхом и робкой надеждой на удачу. Все еще плохо ориентируясь в монастыре, я несколько раз натыкалась на темные тупики и слишком светлые пространства. И то и другое старалась обходить стороной. По счастью, в этом крыле здания почти никто не жил. По крайней мере, я так поняла. Здесь располагались комнаты для «больших шишек». Навроде Серпентария, при мысли о котором у меня нервно дергался глаз.
Бесцельно блуждая по коридорам, я добилась предынфарктного состояния, каждый раз испуганно вздрагивая, когда слышала малейший шум. Но, завидев знакомые места, облегченно выдохнула. Я легко добралась до нужного поворота и, тихонечко приставив к стене свое оружие, выплыла навстречу неизвестности. Там, за поворотом, располагался спуск в подземелье. Но, прежде чем бежать вниз по крутым ступеням, предстояло разобраться еще с одной проблемой.
– Здрасте!
Глаза у охранника, сидящего за столом, полезли на лоб.