Та, которую я... (СИ)

Что же в понимании дочери вождя означает эта самая «цивилизованность», к которой она так стремится? И какой она выбрала для себя путь? Прикоснуться к сокровищницам чужой культуры?

Однако при такой ненависти к империи тянуться к чему-то, связанному с ней, — разумно только, если желаешь лучше узнать своих врагов, чтобы понять, как их скорее уничтожить.

Правда, иных цивилизаций в здешнем мире, насколько мне известно, не существует, так что и выбора нет.

Конечно, с первого взгляда кажется, что жители империи взгромоздились на эволюционную ступень, что находится повыше кочевников. Потому и смотрят на дикарей свысока.

Хотя, если копнуть глубже, что там обнаружится в основе? Жизнь по вымышленным нормам и правилам, установленным для удобства меньшинства? Благополучие для избранных, которое зиждется на магии?

Если Марха горит мечтою вместо загнивающей империи построить в будущем новое справедливое общество, объединив всех обитателей планеты, то для своих исследований выбирает источники явно сомнительного происхождения.

А быть может, она просто повелась на внешний лоск Селеноградии и слепо пытается впитывать в себя всякую чужеродную хрень?

Зачем ей это? Люди ВЕТРА и так уже достигли совершенства. У кочевников есть ВСЁ необходимое! Ветер и простор, да еще две шкуры — на одну лечь, а другой укрыться.

Что еще нужно?!

Дикости и кровожадности у жителей империи тоже не занимать, просто они тщательно их скрывают под забралом напускной морали.

А люди ВЕТРА при своей дикости и естественности не перебили же до сих пор друг друга. Живут дружно и стали такими великими и достойными без всяких масок и фальшивой мишуры.

Уж лучше пусть Марха тянется к знаниям различного содержания просто для саморазвития. Это никому еще не помешало. Или делает это, чтобы утолить желание — хоть как-то заполнить свободное время.

Лишь бы не решила втайне слепо поклоняться «идолам» империи!

Мои тягостные думы прервал внезапно возникший Феофан:

— Читал уже графскую книжку?

Я утвердительно кивнул и спросил:

— А сама Марха умеет читать?

— Сколько ее учили-учили, она до сих пор только по слогам бекает-мекает, — усмехнулся он. — Так что будешь читать снова и снова, да еще и одну и ту же книжку. Эту графскую. Ты свободен? Она тебя уже отпустила?

— Марха сейчас в уединении, наверное, предается ощущениям, как цивилизация неумолимо проникает в нее, — ответил я, пытаясь проанализировать слова друга.

— Ну да, может, цивилизация, а может, еще что-то другое в нее проникает, — иронично хохотнул Феофан и предложил: — Пойдем поработаем?

Конечно же, я с энтузиазмом согласился.

Я увлеченно хватался за любую работу на стойбище — от колки дров до ухода за лошадьми — и старался выполнить ее быстро, качественно и до конца.

Пусть племя видит, что приношу ощутимую пользу, и меня можно, если не прямо сейчас, то в ближайшем будущем уж точно — не называть унизительно «имперцем», а заслуженно считать — человеком ВЕТРА…

* * *

Феофан не врал. Действительно, когда я дочитывал осточертевшие мемуары того графа, Марха не доставала из шкафчика другую книгу, а требовала, чтобы я перечитывал эту же самую снова.

Мои попытки улучшить ее навыки в чтении не увенчались успехом. Прилежной ученицей ее никак нельзя было назвать. Любые занятия быстро наскучивали ей, особенно те, что требовали от нее хоть маломальских усилий.

Теперь я был уверен, что стремление Мархи к «цивилизации» основано лишь на ее эмоциональных потребностях. Но такое мнение нисколько не умаляло степени величия и уникальности дочери вождя в моих глазах.

Каждодневные чтения занимали непродолжительное время. Изабелле этого было явно недостаточно, и она требовал показывать по вечерам сценки из «дворцовой» жизни.

Вот только сплошь и рядом они носили исключительно интимный характер.

Так желала Изабелла.

Я придумывал что попало, щедро приправляя вечерние «представления» скабрезными шуточками. «Фрейлины», разохотившись, тоже вносили свою посильную лепту. А Марха либо каменела лицом, либо с упоением ковырялась в носу, либо хохотала так, что сотрясался шатер.

Что подтверждало мои предположения о ее болезненной зависимости к эмоциональным развлечениям, правда, в столь извращенной форме.

Что ж, зов плоти, получается, часто звучит посильнее зова разума даже у идеальных людей — людей ВЕТРА…

Надо отдать должное Мархе — весь день она не изменяла принципам и жизненному укладу своего великого племени и только вечером — всё переворачивалось с ног на голову.

Она перевоплощалась в королеву своей вымышленной империи, а я и Уля с Эдитой, иногда и служанки дочери вождя изображали придворных, становились ее «королевским двором».

— Ваше сиятельство, какое из отверстий вы предоставите в мое распоряжение после этого чудесного бала? — прикидываясь князем, спрашивал я у «графини» Ули.

— Да как вы смеете ставить меня перед таким выбором?! — негодующе восклицала она и тотчас добавляла уже игривым тоном: — Решайте сами…

Мы чинно раскланивались и, естественно, переходили к практической части…

— Баронесса, вы любите сосательные конфеты? — интересовался я у Эдиты.