Та, которую я...

— Ну? И это всё?

— Всё. Накажет меня великий вождь за мои пустые обещания? — я мысленно завис на краю бездны отчаяния.

— Не горюй, — успокаивающе похлопал меня по плечу Феофан. — Его дочка тобою довольна. — И, прищурившись, как-то хитровато поинтересовался: — Ты ведь ее хорошо разглядел?

— Конечно! — с восхищением воскликнул я, подскочив от всплеска чувств. — Да от нее глаз невозможно оторвать! Она… само чудо! Небесное создание! Я никогда не встречал такой красоты!

— Ну, что чудо — это да… — как-то двусмысленно оборвал фразу Феофан и добавил чуть погодя: — Пойдем. Жилье тебе определим.

Я охотно пошагал рядом с ним. Про служанок Мархи-Изабеллы я ему ничего не рассказал. К ним я всегда заглянуть успею и лучше мне это делать одному. Не любительницы они массовых сцен. Могут, конечно, но ведут себя при этом слишком скованно.

Да и вдруг служанки лишь мне открыли радости и «просторы» конфиденциального общения с ними? Пусть тогда так и будет. Надо признаться, это ТО еще удовольствие! И делить его с кем бы то ни было абсолютно не хочется. И я решил сразу же перевести этот секрет под защиту моей привычки — скрывать то, что можно скрывать…

Жаль, что место в общем шатре меня не впечатлило, но деваться некуда. По крайней мере я буду жить среди этих славных и достойных людей. Тут обитают Феофан и его безмолвные соратники, так что я быстро пропитаюсь духом кочевников и в прямом и в переносном смысле.

И надышусь и пропахну сполна.

Не успел я как следует осмотреться и расположиться — хотя чего там высматривать в двух грязных шкурах, выделенных мне в личное пользование, — как меня призвала к себе дочь вождя.

Марха помнит обо мне! Изабелла нуждается во мне!

Переполненный восторгом я устремился к ней.

Она играла во что-то у своего шатра. В руках ее была палка, вроде бы обломок копья, им она старательно ударяла по камешку, куда-то его нацеливая.

Ее прекрасное лицо всецело захватила сосредоточенность, Изабелла даже не сразу отреагировала на мое появление.

— Можешь загнать его в лунку? — после двух неудачных попыток наконец-то обратилась она ко мне.

— О! Я с удовольствием загоню его в любую твою лунку! — с жаром воскликнул я. — Только скажи!

Марха взглянула как-то странно и передала мне свое игровое орудие. Но вела себя так, словно ничего вечером и не происходило. Ни словом не напомнила.

С десяток раз я ударил по камешку, однако вовремя сообразил, что побеждать свою благодетельницу мне однозначно не следует. Потому я каждый раз успешно промазывал и подкреплял свои поражения возгласами негодования.

Моя слабость, как противника, вполне устроила Изабеллу. Ей понравились результаты игры. Правда, вскоре она как любой человек, нетерпящий проигрыша, схватила камешек, подошла к цели и впихнула его в неглубокую лунку прямо рукой, еще и крепко вдавив его в землю. А в довершении, подчеркивая свое превосходство, она наступила на лунку и, покрутив сапогом, сравняла края углубления с поверхностью.

Отряхнув руку, она скучающе зевнула и сказала:

— Правду говорили — это легкомысленное занятие, а мне хочется скорее стать полностью цивилизованной. Пойдем, я знаю, что надо.

Мы вошли в шатер, Марха подвела меня к шкафчику из темного дерева, спрятавшегося в дальнем углу. Проведя столько времени в будуаре дочери вождя, я впервые увидел его. Ничего удивительного для меня в том не было, раньше мое внимание было занято совершенно другим. И этого «другого» хватало с головой.

Она распахнула дверцы шкафчика, в нем на полках теснилось множество книг с бледными и пестрыми корешками.

Марха выхватила одну из них и сунула мне в руки. Дочь вождя устроилась в кресле-качалке, указала мне на место рядом и велела:

— Читай!

Я уселся на шкуры и с неприязнью открыл имперскую книгу.

Это были мемуары какого-то графа, в которых он поведал миру о своих славных делах. Она слушала, затаив дыхание. Служанки тоже не издавали ни звука.

Что же привлекало Марху? Приукрашенные рассказы о деяниях графа или плавная тягучесть повествования?

Всё же места, где описывались стычки с кочевниками, по гневному окрику Мархи, я пропускал. Но в основном ее окаменевшее лицо во время чтения ничуточку не изменялось. Шла ли речь о строительстве усадьбы или то были откровения графа о своих чувствах к какой-то даме, имя которой он не упоминал. Видимо, чтобы не скомпрометировать ее. Однако он не удержался от того, чтобы хотя бы на бумаге признаться в запретном вожделении к ней, потому что, как в итоге выяснилось, она была замужем.

По-моему, мемуары не имели никакой полезной ценности — ни художественной и даже ни развлекательной — и больше походили на банальный бульварный романчик. Дух не захватывало, и желания узнать — что же там будет дальше — не возникало.

Лишь только я дошел до конца этой, к моей радости, довольно тонкой книженции, Марха выгнала меня вон, а за мной следом из шатра выскочили и служанки…

Глава 47

Чем занималась Марха в уединении — одному ВЕТРУ известно.

Я возвратился в шатер, где теперь обитал, повалился на шкуры и погрузился в размышления.