"Та самая Аннушка". Часть первая: "Аннушка и ее Черт" (СИ)

— Не подлизывайся. Я бы так не поступила, но на твоём месте тоже бы не стала полагаться на слова человека, которого вижу в первый раз в жизни. А что мне помешает просто пристрелить тебя после того, как ты покажешь место?

— Моё природное обаяние?

— Ну, такое себе, — скептически осмотрела меня Аннушка.

— Просто немного не в форме. Две недели бомжевания в постапе сказываются. Кроме того, одна ты много бензина не утащишь и вообще вдвоём веселее.

— Аргумент, — согласилась она. — Ладно, чёрт с тобой, пошли.

* * *

Пейзаж в этих краях не заслуживает обсуждения в светской беседе. Ровная как стол пустошь, через которую идёт прямое, как по линейке, шоссе. Редкие кустики на обочинах. Жара. Пыль. Пыли много, она покрывает асфальт вместе с наметённой ветром сухой травой и прочим мелким мусором. Здесь никто не ездил многие годы, и единственные следы — от моей коляски, оставленные вчера. Мы возвращаемся по ним. Обсуждать в пейзаже нечего, и мы идём молча. Аннушка нетерпеливо забегает вперёд, потом останавливается и ждёт меня с видом мученицы. В конце концов, не выдерживает:

— Что ты еле тащишься? Побыстрее нельзя?

— Нет, — коротко ответил я. — Быстрее нельзя. Я предупреждал, что иду медленно.

— Я услышала. Но не думала, что настолько. Ты хромаешь, что-то с ногой?

— С ногой хорошо. Без ноги плохо.

Я остановился и задрал левую штанину. Ненавижу это делать. Не потому, что протез у меня казённый и дешёвый, а потому что… Хреново быть инвалидом, вот поэтому. Сколько раз я видел, как моментально, как выключенная лампочка, гаснет интерес в глазах девушек. Я их не осуждаю — любая женщина, даже абсолютное эмансипе-ебанько, природой создана как мать детей. И неполноценный самец, который не догонит оленя и не принесёт в пещеру мяса, маркируется на этой древней подкорке как «не годен, следующий».

— Ну-ка… — Аннушка без малейшего стеснения присела на корточки и задрала штанину выше, изучая способ крепления и конструкцию. — Какое убожество. Это что, сварил пьяный слесарь на танковом заводе из отходов строительной арматуры?

— Не преувеличивай. Это силумин. В основном. Откуда ему взяться на танковом заводе?

— Говно, а не протез.

— Какой есть. Зато бесплатный. По программе реабилитации раненых.

— Воевал?

— Довоевался. Не будем об этом, ладно?

— Как скажешь, солдат. Но я вообще удивляюсь, как ты куда-то дошёл на такой кочерёжке. Задача начинает выглядеть сложнее, чем казалось.

— Дошёл сюда, дойду и обратно. Теперь понимаешь, почему я предпочитаю не спешить с доверием? У нас говорят: «Хромых лошадей пристреливают».

— Хорошая поговорка. Сука, жизненная. Но ты хромай пока, хромай. Пристрелить я тебя всегда успею.

И я похромал дальше.

— У вас такие технологии слабые? — спросила она через какое-то время, видимо, просто соскучившись.

— Технологии у нас разные, — уклончиво ответил я. — Скажем, протезы бывают и получше этого. Сильно получше. Но они дорогие. Очень дорогие.

— Денег, что ли, нет?

Ещё один вопрос, который ненавижу. Стоп-слово для девушек: «нищий». Нищий и одноногий. Завидный жених, ага.

— Нет, — сказал я, чтобы разделаться уже с этим. — Приличный протез стоит как новый автомобиль, а остальные не настолько лучше этого, чтобы стоило тратиться. Хорошо хоть такой дали. Может быть, заработаю однажды на нормальный.

— И кем же ты работаешь, Лёха? — спросила Аннушка, судя по тону, не ожидая ничего хорошего в ответ.

Ну да, третий вопрос в этом ряду. «Пенсионер», даже «военный пенсионер» — это не то, что хотят услышать родители девушки от потенциального жениха. Даже если дело дойдёт до знакомства с родителями, что представляется маловероятным в силу двух первых обстоятельств. Но здесь и сейчас я могу ответить честно.

— Таких как мы называют «сталкерами».

— Ой, не гони, — скривилась презрительно Аннушка, — только вы сами себя так и называете. Остальные вас называют «мародёрами». А ещё «грабителями могил».

Чёрт, и тут мимо. Не везёт мне с девушками. Не удивительно, но обидно. Пожал плечами, пошкандыбал дальше.

— За что хоть воевал, солдат? — спросила она где-то час спустя. Скучно ей идти в моём темпе, вот и снизошла до «мародёра», языком почесать.

— Это откуда смотреть.

— В смысле?

— Если из окопа — то за то, чтобы не убили. Если из штаба — то за то, чтобы фронт стоял, а если двигался, то не к нам, а от нас. Если из столицы — то за экономические и политические интересы державы.

— А на самом деле?

— За то, чтобы самые богатые люди мира стали ещё немного богаче.

— А, ну, за это все войны во всех мирах ведутся. Я про другое. Ты-то почему на войну пошёл?

— Родина сказала «надо», я и пошёл.

— Вот так просто?

— Кто-то же должен. Родителей убили, дом развалили, детей мы с женой не завели, терять, кроме конечностей, было нечего. Сходил, вот. Вернулся. Жена ушла к тому, у кого больше ног. Дальше живу. Мародёрствую понемногу. Могилки граблю.

— Ладно, блин, не заводись так. Всякое в жизни бывает. Просто у меня к вашей братии личное. Много личного. Всё, проехали.

— Как скажешь. Кстати, вон там, впереди…

— Что?

— Что-то. Далеко, не разглядеть. Но когда я сюда шёл, его не было.